Вас сняли с должности: как не вывалиться в оппозицию?

[Ученик с последней парты]

Автор - священник Святослав Шевченко

Откровенно признаюсь, что сегодня хотел поставить совсем другой материал, но не смог себя пересилить. Внимание православных верующих приковано к декабрьским кадровым решениям Московской Патриархии. Мое внимание — там же.

Сначала социальные сети принесли весть об отстранении от должности ответственного редактора «Журнала Московской Патриархии» Сергея Чапнина. Вчера, еще до появления решений Священного Синода на официальном церковном ресурсе — светские СМИ уже раструбили инсайдерскую информацию о снятии с должности председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества — протоиерея Всеволода Чаплина.

Причем, два этих человека, много потрудившихся на церковном поприще — совершенно разные. По ранжиру, весу, политическим взглядам. Один — либерал, другой — консерватор. Один — менее известен, другой — более чем. Но знаете, что их объединяет в этой ситуации? Нет, не похожесть фамилий. В разных популярных СМИ они начали… обижаться. «Слон», «Кольта», «Русская служба новостей», «РБК» и т.д.

Вы скажете, что я сейчас осуждаю. Нет. Искренне считаю, что имею право на эту тему говорить. Почему? Потому что примерял эту «шкуру» на себя. В 2014 году я был отстранен от двух должностей — пресс-секретаря и руководителя отдела по связям с общественностью Благовещенской епархии. Что я понял?

Во-первых, ни в коем случае нельзя злорадствовать по поводу отстранения от должности кого бы-то ни было. Вы даже не представляете, что происходит в душе человека, который вдруг со всею неотвратимостью ощутил свою ненужность. За него в такой момент усиленно молиться нужно. Ему очень плохо. Именно в такие моменты внутри все «чешется», чтобы наделать глупостей, которых потом не исправить. Поверьте моему небольшому опыту.

В связи с этим, я четко понял — второе. Во-вторых (и в главных), велик соблазн у такого человека, у которого есть широкие выходы на СМИ, блоги, социальные сети — вывалиться в самую настоящую оппозицию. Не путать — с конструктивной критикой руководства. Когда в человеке говорит обида — его разум помутнен. Я сейчас о своем опыте говорю. И в этом болезненном состоянии человеку белое начинает казаться черным и наоборот.

К сожалению, не пережив этот кризис — человек может превратиться в озлобленного склочника. Примерно по этому сценарию происходила деволюция известного православного миссионера и богослова протодиакона Андрея Кураева в священноблогера, превратившегося (по его же словам) в околоцерковную «канализацию».

В общем, давайте помолимся — кто как может…

@темы: Православие и современность, внутриправославное

---

Протоиерей Всеволод Чаплин освобожден от должности

[Ученик с последней парты]

Москва. 24 декабря. ИНТЕРФАКС - Священный Синод Русской церкви на заседании в четверг учредил Отдел по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.

Такое решение принято "в целях оптимизации работы и повышения эффективности, а также исключения параллельных процессов в деятельности синодальных учреждений", сообщает пресс-служба синодального Информационного отдела.

Новообразованный отдел сформирован посредством слияния синодального Информационного отдела и синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества. Также часть функций вышеупомянутых учреждений передана синодальному Отделу внешних церковных связей (ОВЦС) и пресс-службе патриарха Московского и всея Руси.

"Священный Синод освободил протоиерея Всеволода Чаплина от должности председателя Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества, выразив ему благодарность за многолетнее участие в диалоге с органами власти на предмет развития законодательства, касающегося религиозных организаций, а также за участие в работе Межрелигиозного совета России", - говорится в сообщении.

Председателем синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ назначен Владимир Легойда, который до настоящего времени возглавлял синодальный Информационный отдел.

Представителем Церкви в Межрелигиозном совете России назначен глава ОВЦС митрополит Волоколамский Иларион.

@темы: лента новостей

---

Волгоград: семья спаслась от взрыва, задержавшись после Литургии в храме

[Ученик с последней парты]

Взрыв газа произошел в воскресенье, 20 декабря, около 11:50 по московскому времени на седьмом этаже жилого дома по улице Космонавтов. В результате обрушились перекрытия дома с девятого по первый этаж. Сегодня известно о двоих погибших.

По предварительным данным, в обрушившемся подъезде проживали около 150 человек. Выжившие жильцы и очевидцы рассказывают, что это был ад – некоторые люди выпрыгивали прямо из окон, пишут "Вести".

О чудесном спасении семьи рассказывает сайт "Комсомольская правда". По сведениям издания, мама с пятью детьми спаслись от взрыва в Волгограде, задержавшись тем утром после службы в храме.

Семья Кабановых — многодетная и глубоко православная. Они воспитывают пятерых детей, самой младшей из которых – Настеньке — недавно исполнился год.

Александр прислуживает в Свято-Преображенском соборе, который расположен неподалеку от их дома. Каждое воскресенье утро семья спешит в храм к Божественной литургии. 20 декабря не стал исключением. После службы мама дольше обычного одевала детей, а отец семейства остался в соборе со старшей дочерью, так как у нее были занятия в воскресной школе.

— В 11 часов закончилась служба и прихожане стали расходиться по домам. Мои немного задержались, пока жена одевала малышей. Я остался в соборе со старшей дочерью, у нее занятия в воскресной школе были. Остальных повез домой наш кум на машине. Только они успели зайти в подъезд, остановились в колясочной и в этот момент услышали сильный хлопок. Жена Надежда с младшенькой выбежала на улицу, чтоб посмотреть, что случилось. Увидела дым и дыру в соседнем подъезде. Оценив ситуацию, она в считанные секунды схватила детей и вынесла их на улицу, а сама вернулась в квартиру за деньгами и документами. Не знаю, откуда в ней столько отчаяния и сил было в тот момент – не испугаться, не запаниковать… Я так благодарен Богу, что все обошлось, — житель дома 47 по улице Космонавтов Александр Кабанов.

Только Надежда с детьми оказались на безопасном расстоянии, прогремел второй взрыв. Кум как раз проезжал мимо этого злополучного подъезда, и тоже лишь чудом не пострадал. Он вернулся за Кабановыми и забрал семью к себе.

— Когда мне позвонила жена, я был еще в соборе и не смог взять телефон, хотя внутри все сжалось от нехорошего предчувствия. Едва прихожане разошлись, я потянулся перезвонить жене, но в этот момент ко мне подбежал мужчина и сообщил, что взорвался наш дом. Минута, пока я не услышал в телефонной трубке ее голос и слова «с нами все в порядке», мне показалась вечностью, — вспоминает Александр Кабанов.

«С нами, слава Богу, все хорошо. — говорит он. — Семья цела, документы тоже. Это – главное! Нам кумовья уже нашли жилье, где мы сейчас обитаем, принесли необходимые вещи. Я благодарен всем кто помогает… Вот на этих людях держится мир».

Православие.ру

@темы: лента новостей

---

Вакцина против графа Толстого

[Ученик с последней парты]

Батюшка, помогите! Сын в школе проходит роман Толстого "Воскресение", прочитал мне 39-ю главу (часть 1-я): "Началось богослужение <...>" - Как Толстой мог такое написать? Откуда такая гадость? Сегодня на Литургии я не могла молиться, в голове звучат кощунства. Как будто болезнь какая-то. Что делать?

Да, болезнь! - Раз вы заболели, вам нужна помощь, и вы ее получите. Вакцина против Толстого давно разработана и действует безотказно.

Но еще прежде лечения надо предупредить вас от опасных ошибок (как от грелки при аппендиците и т.п.) Ни в коем случае не вступайте в споры с толстовской гадостью или в исследование её причин: именно к этому толкают вас болезнетворные бациллы. Вакцина, как вы знаете, действует по принципу "Подобное - подобным", или "Клин клином вышибают".

Вакцину можно принимать в любом количестве и в любое время, но лучше вечером, перед сном. В случае особенно упорной, застарелой болезни можно переписать или напечатать её крупным шрифтом и повесить на стенку, рядом с портретом писателя, у вас на кухне или в уборной.

Также очень полезна в качестве сопровождающего средства короткая заметка архиепископа Нафанаила (Львова) под названием "Черепаха".

Итак, вакцина:

Л.Н. Толстой. "Воскресение". Часть первая, глава XXXIX. "Началось богослужение. Богослужение состояло в том, что священник, одевшись в особенную, странную и очень неудобную парчовую одежду..."

Началось сочинительство.

Сочинительство состояло в том, что один не осиливший учёбу богатый барин, сидя за столом у себя в усадьбе, макал перо в чернильницу и водил им по бумаге, представляя при этом, что делает нечто очень важное, без чего население России и других стран никак не обойдется. Сущность сочинительства состояла в том, что предполагалось, что намаранные барином русские слова и фразы, при известных манипуляциях - будучи переписаны женой или прислужниками барина, свезены издателю, оттуда в типографию, где наборщики составляют из них строчки на верстатке, а затем отливают по ним из свинца печатные формы, оттискивают на бумаге, фальцуют, обрезают и переплетают - превращаются в драгоценное наследие всемирной культуры.

После этого считалось, что сочинительство совершилось, барин получал гонорар и принимал гостей у себя в усадьбе. Каждый из гостей должен был похвалить барина и указать ему, как он велик. Предполагалось, что при этом гость приобщался баринова величия и сам поэтому становился тоже немножечко великим. Желающих было довольно много, барин был очень доволен, и гости тоже.

И никому из них, начиная с самого барина и кончая последним подхалимом, не приходило в голову, что тот самый барин, имя которого с придыханием такое бесчисленное число раз повторял либеральный сброд великой России, вскорости будет умирать на станции Астапово, в безысходной тоске и страшной близости адского омута надеясь лишь на то, что вот-вот придет священник, простит его и примет его покаянные слёзы, и разобьет жёрнов, который он в дьявольской гордости напялил себе на шею, и воссоединит его с Воскресшим Спасителем, - в то время как игумен Варсонофий, приехавший для этого сюда, сидел и ждал, пока немножечко великие разрешат пропустить его к умирающему. Но не дождался.

Продолжение.

(с) p-m-makarios

@темы: стёб и юмор, разные интересности

---

"Бог-в-душе" - не Спаситель

[Ученик с последней парты]

Часто люди, называющие себя верующими и православными, свое нежелание ходить в храм на богослужения объясняют тем, что имеют бога в душе и им посредники между ними и богом и никакие «обряды» не нужны. О том, можно ли быть христианином вне Церкви и ее таинств – и прежде всего вне Евхаристии, – что такое на самом деле вера в «бога-в-душе» и какие духовные опасности она таит, рассуждает протоиерей Димитрий Струев – настоятель храма иконы Божией Матери «Взыскание Погибших» г. Липецка, председатель отдела по работе с молодежью Липецкой и Елецкой епархии, старший преподаватель кафедры теории и истории культуры Липецкого государственного педагогического университета.

Давайте прежде ответим на вопрос: у веры в бога-в-душе какие задачи? Охранять от неприятностей. Удачу приносить. Ну, еще в виде совести напоминать о том, как можно и как нельзя поступать, – но напоминать не слишком настойчиво, потому что мы все равно по-своему сделаем. А смысл этих напоминаний в том, что мы должны, во-первых, правильно вести себя в социуме, чтобы проблем не заработать, во-вторых, ощущать себя добропорядочными людьми, не теряя чувства собственного достоинства. Кроме дарования удачи нам, желательно, чтобы бог-в-душе наказывал тех, кого мы считаем плохими людьми. Но это в принципе не обязательно, если они нас не слишком достают. Есть у бога-в-душе еще и такая функция: делать нашим покойным родственникам землю пухом и вообще чтобы им там было хорошо, независимо от того, верили ли во что-нибудь они сами. Но эта функция не слишком важная, поскольку «а кто знает, что там вообще есть», «никто оттуда не возвращался» (замечу, кстати, что говорящие так отрицают Воскресение Христово, даже не задумываясь об этом) и так далее.

В отличие от бога-в-душе, Бог не обещает нам комфорта: «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16: 33). Но еще Он напоминает нам о том, что в мире, в котором мы будем иметь скорбь, мы ненадолго, а впереди – вечность, и в эту вечность Он зовет нас за Собой. Главным препятствием нашего вхождения в вечность с Ним было состояние распада нашего естества (как на физическом, так и на душевном уровне), начавшееся с грехопадения первых людей, с использования ими дарованного Творцом дара свободы в уклонение от воли Творца. Древо познания добра и зла и было знаком свободы личности, без которой человек был бы не личностью, а биороботом. Собственно, этот распад и есть причина нашего скорбного состояния в земной жизни. Однако еще большей бедой этот распад может обернуться по ее завершении, когда продолжающее осмысленное существование наше «я», лишенное тела, останется наедине со своими теперь уже никоим образом не удовлетворимыми страстями. Теперь мы знаем, что посмертие может быть разным: есть ад и рай. Но когда Христос говорил распятому на соседнем кресте: «Сегодня будешь со Мной в раю», слова эти для иудеев звучали полнейшей дикостью. Потому что все знали: рай когда-то был, но теперь путь туда закрыт и после смерти дорога только одна: шеол. Ад. Было в шеоле Лоно Авраамово, где не было мучений, но не было там и той полноты бытия – в радости и любви, – для которой был создан человек.

И вот в этих диких для тогдашнего слуха словах – ответ на вопрос о том, для чего Бог стал Человеком. Потому что не перед Нагорной проповедью, не перед исцелениями больных и воскрешениями мертвых Господь говорит: «На этот час (то есть ради этого) Я пришел». Он произносит эти слова накануне Голгофы.

Бог второй Своей ипостасью, именуемой Сыном или Словом Божиим, принял человеческую душу и тело и, не имея в себе никакого греха, принял на себя последствия отпадения человечества от Бога. «Оделся» в падшее естество, чтобы пронести его через страдания и смерть. И воскресить – очищенным, исцеленным. И это преображенное человеческое естество, соединенное с Божественной природой, Он дает нам вкушать под видом хлеба и вина.

Кто-то сравнил таинство Причастия с прививкой дерева. Дичок, прорастая сквозь веточку привитого ему культурного растения, остается собой – но плодоносит уже иначе. Есть яркое выражение в песне московского барда Веры Матвеевой – «сердцем в небо прорастаю». Им можно продолжить метафору привитого растения: христианин «прорастает» в Вечность – и не в падшем состоянии, а в преображенном, обоженном. Не с мифическим богом-в-душе, а в со-причастности Христу – соединившись с воскресшим Богочеловеком в установленном Им Самим таинстве Причастия.

Смысл таинства Причастия в первую очередь именно там, в уготованном для нас Ином Бытии – но и не только – иначе не было бы надобности причащаться часто. Причастие – это общение с Богом, в некотором смысле – полнота этого общения (хотя наше сознание и пораженное грехом наше сердце не могут эту полноту ощутить во всей ее неизмеримости). И мы стремимся к Чаше так, как бежит к маме соскучившийся ребенок – даже если он не видел маму только лишь час-другой. Евхаристия (греческое название таинства Причастия, буквально – благодарение) – сердце духовной жизни христианина. Неучастие в таинствах становится причиной духовного умирания: «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6: 53).

Именно в этом – в совершении Евхаристии – главный смысл существования Церкви. Апостол Павел, обращаясь к коринфским христианам, говорит: «Вы – тело Христово». Это и есть главная формулировка христианского понимания Церкви. Причащающийся становится частью Церкви – единого тела Христова. Отказывающийся от Причастия отказывается от единства с Церковью и – отвергая плод Голгофской Жертвы – от своего спасения. Поэтому в свете Нового Завета верна жесткая формулировка Киприана Карфагенского (нач. IVв.): «Кто не может назвать Церковь свой Матерью, тот пусть не называет Бога своим Отцом».

Верующие в бога-в-душе не задумываются о своем отношении к тому, что сделал для нас Христос на Голгофе, однако позиция отказа от «обрядов» фактически является ответом на звучащий в Евангелии призыв Христа к Его Чаше, обращенный ко всякому человеку: «Пейте от нее все». Этот отказ – нечто вроде «Да, Иисус, Ты хороший парень, но Твои смертные мучения ради моего спасения не вызывают у меня благодарности». Или как вариант: «Раз ты всемогущий, потрудись найти какой-нибудь другой способ подарить мне рай, без участия этих бородатых мужиков в длинных одеждах».

Да, человеческая составляющая земной Церкви, бесспорно, греховна. Но мы приходим с этой греховностью ко Христу, чтобы Он омыл ее Своей кровью. За то, что мы, продолжая грешить, попираем в себе эту святыню, каждый – в том числе каждый священнослужитель – будет отвечать перед Богом, но Кровь Христова от наших грехов не становится менее святой: «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6: 7). И от личных качеств совершающих Евхаристию служителей святость Его плоти и крови не зависит, поскольку по большому счету Он Сам совершает таинство. Но, опять-таки, Он Сам установил так, что священнодействие это совершается с человеческим участием. Однако важно, чтобы общую молитву собравшихся для Евхаристии возглавлял человек, имеющий непрерывное преемство возложения рук от апостолов: именно там и только там, где есть это сакральное – реальное, а не вымышленное – единство с апостольской общиной, совершается преложение хлеба и вина в Плоть и Кровь Христовы. По тексту книги Деяний и другим источникам истории ранней Церкви однозначно ясно, что Евхаристию совершали те, на кого Церковью было возложено служение священнодействия: епископы и пресвитеры – сначала те, что были поставлены апостолами, потом те, что были поставлены этими епископами, и дальше, дальше…

Церкви было дано Господом обетование, что она пребудет неодоленной вратами адовыми, Христос обещал быть с ней – со Своими учениками – до скончания века. Позднейшие попытки создать «с нуля» будто бы христианские общины – суррогат, даже при самых благих намерениях: Евангелие нигде не дает основания для чьего-нибудь самостоятельного «восстановления» якобы исчезнувшего христианства.

Итак, если Евхаристия – сердце, то остальное, что есть в Церкви – тексты Писания, молитвы, обряды, аскетика, иконопись и так далее, – весь организм вокруг сердца. Развивать эту тему сейчас мы не будем, поскольку о каждой части этого организма нужно серьезно и не спеша писать отдельно.

Может ли Бог спасти душу человека не причащавшегося? Среди почитаемых в лике святых есть мученики, которые не были даже крещены. Их любовь к принявшему за них смерть Иисусу была подлинным ответом на Его любовь – до терпения мучений и смерти. И потому говорят, что они, не принявшие крещения водного, приняли «крещение кровью». Эти мученики готовы были за Иисусом повторять (и, наверное, кто-то повторял) слова, сказанные Им на кресте: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23: 34). Но вряд ли такая же любовь к Иисусу обнаружится вдруг у адептов веры в бога-в-душе, которые, не осознавая подлинных отличий своей веры от христианства, свое неприятие Церкви, «попов» и обрядов объясняют тем, что попы кругом безобразничают, а прихожане сплошь злые и лицемерные старухи.

Конечно, тех, кому достаточно бога-в-душе, цитаты из Писания не убедят в необходимости участия в таинствах Церкви. На библейские цитаты обычно находится отговорка о том, что Библию «много раз переписывали и всё исказили». Большим разочарованием для них будет узнать, что ни одно из произведений античной литературы не дошло до нас в таком количестве копий, как тексты Нового Завета. И немалое количество ученых трудилось и трудится над исследованием древних манускриптов, среди которых есть несколько папирусов, отделенных от подлинников немногими десятилетиями, а что-то даже – лишь несколькими годами. Однако не знать о данных библейской науки верующим в бога-в-душе гораздо удобнее: придумаешь себе идею об искаженности текстов и оправдываешь ею свою лень читать Евангелие.

Честнее было бы все-таки признаться хотя бы самим себе, что тот бог-в-душе – в душе, которой хорошо и без участия в таинствах Церкви, без чтения Священного Писания, без соизмерения своей жизни с Евангелием, – это не тот Бог, который говорит с нами в Библии. Хотя, по современной моде, считается, что в этом нет ничего страшного: ведь главное же верить во что-нибудь. А бог-в-душе – это именно что-нибудь. Потому что в христианстве Бог – уж никак не «что-нибудь», а Кто. Одним удобнее без Него. А другим – тем, кто без Него не может, – «Он… сказал: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9: 23).

@темы: внутриправославное

---

Мед и сахар в разговорах о Боге

[Ученик с последней парты]

Автор - Архимандрит Савва (Мажуко)

Теперь уж я решился наверное – стану растить длинную седую бороду. Без этого – никак: спасение – под угрозой, служба – в опасности, и где-то вблизи – отец Павел – коварно отрастил седую бороду и ходит теперь с ней повсюду.

Стоишь в церкви смиренно. Подойдет дама:

– Вы батюшка?

– Слушаю.

– Дело в том, что…

А тут отец Павел взойдет на орбиту, бородой сияет издалека. Дама благоговеет, смущенно прощается:

– Извините, я лучше с батюшкой поговорю.

Как выжить в такой конкуренции? Опять же и новогодние праздники…

Незначительная речь, слабые аргументы, двоящаяся жизнь? – Борода «покроет множество прегрешений». Но если бы только в бороде было дело. Не «держу марку», ломаю устои – не из революционной пылкости, не из вредности или строптивого задора, просто – смешно – не могу долго быть серьезным.

Много упражнялся – прямая осанка, грудной голос доверительный, цитаты из классиков, «взрослые» брови – дольше минуты не держится – ржу. Чего-то у меня в организме не хватает. Но минута серьезности – уже немало. Если глубоко вдохнуть, можно продолжить со всей солидностью:

«Дорогие братья и сестры! В сегодняшнем евангельском чтении мы слышали, как Господь, посылая своих учеников на проповедь, дал им не просто наставление или совет, но повеление или заповедь учить вере все народы, делиться радостью жизни во Христе со всяким человеком. И мы слишком понимаем, что эта заповедь относилась не только к апостолам, но она в равной степени касается и каждого из нас. Священник, богослов, студент, наставник или руководитель, ученый или простец – все мы ученики Христовы, призванные быть свидетелями истины, и Господь ждет от нас благовестия о спасении, исполнения нашей скромной апостольской миссии. Он повелел каждому своему ученику трудиться в слове в меру его сил, в меру пылкости его христианского сердца: «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф 28:19-20)».

Хорошо? Правда, хорошо? А откуда вдруг улыбка? Хотя я и люблю проповедовать, да и как с собой совладать, когда и удержать себя не можешь – хочется о Боге говорить. Но сам слышу – звучит не то, не так, не об этом, слова не те.

Недавно поймал себя на мысли, что больше не могу читать православные книжки, слушать лекции и проповеди, церковные передачи и комментарии – и без них не могу, и с ними невозможно. Отчего это вдруг? Ведь «от избытка сердца глаголют уста» (Лк. 6:45), и кроме повеления Божия есть еще и неудержимая потребность сердца поделиться радостью быть с Богом. Хочется о Боге сказать самое важное, самое сокровенное, искренне и прямодушно, а получаются «глаголы».

Помню свой первый опыт проповеди. Впечатлительным подростком взялся рассказывать о Христе ребятам с соседней улицы, и вдруг реплика:

– Санёк, слышь? Тут парнишка «глаголами» разговаривает!

Хотел по-человечески, от всего сердца, а получились «глаголы». А временами так бы и закричать во весь голос: «Как хорошо, что я в Церкви!» Только – как же это прокричишь, когда такое даже и среди своих не всегда выдохнешь – не поймут, испугаются, заподозрят. И, что самое странное, будут правы.

Хорошо. А если мой друг возгласит – вот тут же, рядом, в восторге, в молитве – это же восклицание, теми же словами, что же я? – Постараюсь удрать. Глаза отведу или улыбнусь виновато. С Богом так хорошо! В церкви так славно! Сердце ликует! Жить хочется! А скажешь об этом – вранье получается, звучит слащаво и ненатурально. Почему так? Разве мы врем? Нет. Ведь сущая правда – Господь любит меня, я люблю Бога, но всё как-то слова не те.

Малыш подошел после службы:

– Батюшка, скажи моей маме, чтобы она меня не мучила? Она меня заставляет про Бога разговаривать.

Каково? Сама, что ли, не знает, как это тяжко? Не слышит вранья? А кто сказал, что – вранье? Наоборот – мёдоносные речи – если о Боге, то – «золотистого меда струя из бутылки текла, так тягуче и долго…» Мед, он и правда – и священный, и золотой, солнце на блюдце, только временами засахаривается и приходится ломать этот сахар всякий раз, чтобы добраться до золота, до подлинных слов. Вот так же и «разговоры про Бога» – говоришь и оговариваешься, только скажешь – тут же сахар, «глаголы», фальшь.

Не хватает слов, хоть учи наизусть, но храни про себя, потому что – чужое, пусть и верное и святое, а с моих губ – ложь, подделка, пустословие. Проще не говорить, а спокойно и уважительно поставить свечку. Так честнее, что ли. Крестным ходом пройтись. В купель забраться в мороз. Пойти на Афон, до Иерусалима добраться. Да, Боже мой, просто руку у батюшки поцеловать – с чувством, ухватившись горячо и крепко.

Потому и не можем мы без обрядов и церемоний – там меньше вранья.

Речь родилась из жеста, простого восхищенного указания на Бога и Его творение, и мы всякий раз возвращаемся к этой простой и правдивой философии жеста, к незатейливому повествованию обряда, к вопросительной интонации церемонии. Когда мед превращается в сахар, пора возвращаться к истокам, вернуть словам их изначальную свежесть, напомнив и себе и словам – избыток взволнованного сердца требовал жеста, а жест порождал речь.

Есть в этом что-то детское, чистое и благородно-наивное. На литургии батюшка берет большой, как детское одеяло, покровец и «веет» им над Святыми Дарами. Народ в это время занят пением Символа веры, а священник над Чашей и Дискосом делает никому не нужные движения – машет покрывалом над Святым Предложением. Зачем? Говорят, так на Востоке отгоняли всякую летучую живность.

Может, и правда, но мне почему-то совсем другое приходит на ум. После Символа веры начнется Евхаристический канон с призыванием Духа Святого, и через сошествие Духа Божия хлеб и вино станут Телом и Кровью. Как это происходит? Что делает благодать Духа с Дарами? Шкафы книг написаны, а не понятно. А мы просто молчим и качаем «детское одеяльце» над Дарами – Господи, сделай вот так! Не знаю, что Ты там делаешь с этим хлебом, и как это у Тебя выходит – не объясняй, всё равно не пойму, просто – сделай вот так. Как малыши – они еще не знают слов, потому сожмут ладошки в кулачок – хочет что-то взять, потянулся вперед, ножками затопал – бери на ручки или – папка, покатай на лошадке. У них простой и самый достоверный язык – язык жестов, который безошибочно читают любящие родители. Так и мы – богословы, ученые, иерархи – а не далеко от деток ушли – Господи, сделай вот так!

Мой однокурсник по семинарии впадал в немое умиление при виде иностранцев. Языками не владел, но глядел на туристов такими глазами – сердце бы свое вынул и отдал каждому. Американка с безумно большим фотоаппаратом испуганно озиралась на лаврской площади. Заблудилась или впечатлениями захлебнулась – поди их разбери. Паренек с добродушной рязанской улыбкой пришел на помощь:

– Мэм?

Услыхала родную речь и тональность, доверчиво метнулась к парню в кителе. А он так выразительно тычет в Успенский собор:

– Мэм! Во!

Мне иногда кажется, что это самое правдивое, что мы можем сказать о Церкви и о Боге: «Мэм! Во!»

Бог – Он такой настоящий, Он настолько подлинный, что всё, что к Нему ни приближается, что на Него ни указует – тут же обличает свою искусственность, вторичность, относительность. Оттого и все наши речи о Боге отдают враньем, фальшью, маслом дешевым и приторным. И под словами правдивого Холдена Колфилда подпишусь разборчиво:

«Честно говоря, я священников просто терпеть не могу. В школах, где я учился, все священники как только начнут проповедовать, у них голоса становятся масленые, противные. Ох, ненавижу! Не понимаю, какого черта они не могут разговаривать нормальными голосами. До того кривляются, слушать невозможно» [1].

Да не кривляемся мы! Или всё же кривляемся? Просто так выходит. Это не нарочно. Для речи о Боге нет нормальных голосов, нет достоверных, навсегда определенных интонаций. Но хочется, как же хочется говорить о Боге, делиться радостью и благодарить за то, что приютил, пригрел, не возгнушался.

– Любишь Бога?

– Люблю, а сказать стыдно, совестно как-то, потому что когда про Него – будто все слова выцветают, и – вру, да и все мы, христиане, врем, не из вредности или корысти, а по немощи и бессловесию нашему, прости, Господи.

Совсем как в фильме Феллини: рабочие случайно находят под землей древние римские фрески – чудесные, гениальные, – но вот тут же, под их взглядами, от прикосновения воздуха начинают эти картины терять краски, блекнут, испаряются, оставляя только память о восторге и красоте.

Что же нам теперь, умолкнуть от собственной честности? Отменить разговоры о Боге? А это возможно? Вы сможете заставить себя молчать о той радости, которой живете? Нет, конечно, нет.

О другом следует сказать. И к себе, и к своей речи надо всё-таки относиться со смирением, а значит с юмором. Мы – простые люди, скромные и немощные, и порой такое выкинем – хоть в слове, хоть в поступке, – что и смешно, и грустно. «Глаголом жечь сердца людей». Бывает, что забудешься и напустишь на себя такой важный вид, что самому страшно, и жгёшь глаголами, вернее, не жгёшь, а отжигаешь. А вы посмейтесь, друзья мои, посмейтесь, это здорово помогает, ведь у нас очень много работы.

Господь поручил нам свидетельствовать о Нём, напоминать людям простые и верные истины, о которых они и сами знают или догадываются. Конечно – «сердце делает красноречивым», – но ведь даже апостола Павла, горевшего любовью к Богу, не хотели слушать, смеялись над его словом: «В личном присутствии слаб, и речь его незначительна» (2Кор. 10:10).

У покойного Маркеса в летописи «Сто лет одиночества» описана эпидемия забвения, которая внезапно охватила город – все вдруг стали всё забывать, а чтобы совсем не потеряться, взялись записывать самые простые вещи: на корове, положим, писали «это корова, она дает молоко». Были и другие надписи: «У дороги при выходе из городка поставили столб с указанием: «Макондо», а на главной улице поставили другой, больших размеров, с уведомлением: «Бог существует» [2].

Все мы, христиане, – юродивые, и с этим надо смириться.

Мы призваны напоминать об очевидном, свидетельствовать о несомненном, а это всегда вызывает или смех, или недоверие, а порой и гнев. Но кто же этому миру, который захлебнулся забвением, напомнит о Боге, разбудит его, пусть и неуклюже, и неумело?

Нет и быть не может в разговоре о Боге самой последней, самой верной и надежной формы, но и содержание этого разговора тоже обрекает нас на юродство, потому что речь о Боге, она всегда о последнем, простом и предельно очевидном. Разве люди не знают, что Бог есть, что Он есть любовь, и что с Ним быть – огромная радость? Знают, а потому, слушая нас, возмущаются, потому что говорить о таком – это почти то же, что, указывая на дерево или кошку, говорить «это дерево», «это кошка», или: «врать – нехорошо», «нельзя обижать малышей». Кто же это выдержит? Но без этих разговоров мы почему-то очень скоро всё забываем.

Действительно, в деле благовестия нас подводят и неверная речь, и лживая жизнь, и потухшее сердце. Но будь я даже старым гнилым столбом, на мне всё-таки можно повесить табличку «Бог есть», и служить таким столбом, вещающим о старых, но вечных истинах – это пусть скромное, но очень благородное служение.

А бороду я всё равно отращу. И тогда уж посмотрим…

_____________________________________________________

[1] Сэлинджер Дж. Д. Над пропастью во ржи. М.: «Эксмо», 2012, С. 179.
[2] Габриэль Гарсия Маркес. Сто лет одиночества. М.: АСТ: Астрель, 2012, С. 65.

@темы: Православие и современность

---

«Нам людьми некогда заниматься, а вы – кошками…»

[Ученик с последней парты]

О судьбах животных, выброшенных, покалеченных или еще как-то пострадавших от людей, говорят и пишут много. То вся Москва сопереживает собаке, запертой хозяйкой-садисткой, то следит за поиском украденной собаки-поводыря. Даже Церковь в этому году установила день особой молитвы о Божьем творении. Но о том, какое место домашние животные занимают в жизни людей, до сих пор идут споры. Какие животные «чистые», а какие нет? До какой степени стоит любить своих питомцев, привязываться к ним? Корреспонденты «Правмира» нашли церковный приют для животных и побеседовали с его хозяином - священником.



Джанга – впрочем, тогда она еще не знала, что ее так будут звать – лежала на разделительной полосе Варшавского шоссе и готовилась умирать. Мимо в обе стороны плотным потоком шли машины: сбитой собаке не доползти до обочины.

«Я проскочил это место на скорости и заметил, что лежит какое-то черное пятно. Пришлось проделать круг, там нет разворотов. Мы с матушкой припарковали машину на кусочке земли между двумя сторонами шоссе, и оказалось, что правильно сделали, – это была собака, и она вообще не могла встать на задние ноги» – настоятель храма Илии Пророка в деревне Лемешево протоиерей Петр Дынников хотел поднять собаку и погрузить в машину, а она от страха инстинктивно пыталась кусаться. Но когда ее всё-таки удалось довезти в клинику на УЗИ и ветеринар сказал, что однозначно надо усыплять, вдруг затихла и положила голову на стол.

«Она с такими глазами просила, чтобы ей дали шанс на жизнь, и пусть мне расскажут сказки о том, что у них нет разума», – говорит отец Петр. После этого Джангу показывали еще двум врачам: раздробленные кости таза, разрывы внутренних органов, задние ноги парализованы – все однозначно подтвердили, что надо усыплять. «Но, – продолжает отец Петр, – наступал мой день рождения и день ангела, и я решил всё же оставить ее, продолжить лечение, а там как Господь управит».

Эта история произошла жарким летом 2010 года, когда Москва и Подмосковье были в дыму от торфяных пожаров. С тех пор Джанга живет при Ильинском приходе и бегает на всех четырех лапах: по словам отца Петра, вместо раздробленных костей у нее срослись жесткие жилы, сухожилия.

Двадцать лет назад, когда он молодым священником из бывших хиппи получил этот приход, здесь был остов разрушенной церкви XVIII века, пустырь и помойка. Последний настоятель – протоиерей Александр Агафонников – был расстрелян на Бутовском полигоне в октябре 1937 года. Теперь на месте, где его посадили на телегу, чтобы отвезти в НКВД, построен крестильный храм, алтарь которого будет освящен во имя священномученика Александра, канонизированного Церковью в 2000 году. Сын святого, Ерминигельд Агафонников, не только дожил до канонизации своего отца, но и застал восстановление Ильинского храма, где протоиерей Петр Дынников его и отпевал в 2002 году.

Когда гуляешь вокруг Лемешевской церкви летом или ранней осенью, приходится всё время себе напоминать, что ты не в Средиземноморье: туи, кипарисы и ели пахнут хвоей, матовые шершавые листья ив и более экзотических растений вроде лоха серебристого напоминают оливы, постоянный ветер с берега Пахры, к которому сад спускается террасами, кажется бризом.

Но всякое сходство с Грецией или югом Италии заканчивается, как только взгляд упирается в высокий забор. Вдоль бетонных и кирпичных заборов, которые не только окружают прихрамовую территорию по периметру, но и разделяют ее на отдельные зоны, кое-где еще высажены сцепившиеся колючками ряды боярышника. Они защищают обитателей приюта во имя святого Серафима Саровского от злонамеренных людей. Все тридцать кошек и тридцать собак, живущих сейчас при Ильинском храме в Лемешево, пострадали от человеческой жестокости и равнодушия.

Пес Смирный пришел под Рождество, истекая кровью. У него было огнестрельное ранение, а из бедра торчала арматура, как будто в собаку метнули копье. Врач сказал, что если он не будет вести себя спокойно и терпеть все процедуры, спасти его не удастся. Пес понял и смирно стоял, пока два месяца изо дня в день послушник Константин, помощник отца Петра, обрабатывал его раны. За это и получил свое новое имя.

Каждый год после окончания дачного сезона приходят брошенные «игрушки» – в основном кошки, но иногда и собаки, и даже породистые. Однажды в октябре, когда было уже холодно, приблудились два огромных, голодных алабая. Они искали людей, стояли возле забора, жались друг к другу и смотрели. Одному из них по имени Айсберг, Айс, даже удалось найти новую семью – сейчас он, как говорит отец Петр, «пребывает в райских условиях» в большом загородном доме вместе с бернской овчаркой.

Если не знать, что недалеко от храма живут животные, стоя на службе или просто зайдя поставить свечку, об этом никак не догадаешься. Кошки еще могут гулять вокруг церкви или забредать в здание воскресной школы, а собак здесь не встретишь, разве что изредка доносится лай. Из окон храма видно только сад – цветы, разлапистые елки, аккуратные дорожки. Церковь стоит на холме, а вольеры устроены на склоне, под линией электропередач, где строить для людей ничего нельзя.

Отец Петр считает – дело не в том, что собаки могут что-то осквернить: «Это россказни. Всё гораздо прозаичнее. Кошка вообще не может ничем осквернить. На Кипре, например, я видел, как кошки спокойно заходят в храм.

Что касается собак, это бытовые моменты: всё-таки это большое животное, оно может что-то задеть, перевернуть, например, стащить продукты, которые люди на канон приносят.

Элементарная логика подсказывает, что животным всё же в храме делать нечего, но вряд ли это имеет отношение к осквернению. А люди подчас вместо логики довольствуются тем, что они могут услышать из уст человека, даже, быть может, наделенного духовным саном, который при этом выражает всего лишь свое частное мнение, как это делаю сейчас и я. Одной моей прихожанке какой-то священник сказал, что собака – это грязное животное. Ну так, может, его собака в детстве укусила или просто напугала, а у него теперь личное предубеждение и фобия: вот и поверил в расхожую выдумку, что собака – животное грязное.

Мы всё же живем в реальности Нового Завета, в Евангелии есть момент, где Спаситель упоминает псов: “Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас”. Безусловно, это иносказание и речь идет о людях. Но в жизни псы действительно иногда могут разорвать, если это голодная стая, стерегущая свою территорию. Ну так и люди ведь могут… и даже еще хуже могут сделать, обладая абстрактным мышлением, когда теряют человеческое обличье».

Вольеры отделены друг от друга перегородками из гофрожелеза, калитки надежно запираются. Собаки живут в среднем по трое, у каждой тройки есть большая теплая будка, пространство, чтобы побегать, травка и деревце. Собак-соседей подбирают по размеру и по характеру, чтобы не было конфликтов.

Тех, кто в приюте недавно, видно по тому, как они боятся человека. Некоторых вообще не выманить из будки – выходят только когда видят, что возле миски никого нет.

Но большинство встречают звон ключей и лязганье отпирающихся замков радостным лаем. Даже те, которые на трех лапах, а таких несколько, резво скачут навстречу отцу Петру, его помощникам и гостям. Поэтому в подряснике и просто в чистой одежде здесь никто не ходит: выйдя из вольера, следы собачьих лап можно обнаружить даже на воротнике.

Кошки живут отдельно в «кошатнике» (он же «Кошкин дом», он же «Дай мне приют» по названию песни The Rolling Stones «Gimme Shelter»), который специально для них построен.

Некоторые выбрали себе место в приходском доме и в котельной. В «кошатнике» находится и мини-операционная – специальная чистая комната, где прихожанин-ветеринар осматривает животных и может проводить простые операции.

У каждого зверя есть ветпаспорт, сделаны все прививки, врач регулярно всех наблюдает. Первым делом попавших в приют зверей стерилизуют. Отец Петр считает, что это «акт не совсем милосердный с точки зрения вмешательства в Божественные дела, Господь нам такого права не давал, но это благо с точки зрения безопасности городских животных, живущих в неестественной среде обитания. Если им беспорядочно размножаться, то в этих условиях они обречены на гибель».

Деньги на содержание приюта не берут из церковной кассы: прихожане, если хотят, жертвуют на животных отдельно. Некоторые не могут взять найденного зверя к себе, просят отца Петра оставить его при храме, но дают денег на его содержание. Пса по имени Сержант Пеппер (в честь героя песни The Beatles про Клуб одиноких сердец), сбитого машиной, подобрала жена владельца крупной строительной фирмы. Но у нее дома уже была своя большая собака, поэтому Пеппера пришлось отдать отцу Петру. Теперь она «платит взносы» на его содержание: привозит корм и щебенку, цемент, песок.

Конечно, перед приютом стоит задача раздавать зверей, определять в семьи. Найти дом для кошки легче, чем для собаки, у одной женщины-волонтера даже псевдоним «Кошкина» – за талант успешно пристраивать кошек и организовывать им счастливую жизнь. Самые «непристраиваемые» – черные собаки, их почти никогда не забирают.

Отец Петр вовсе не стремится повышать поголовье своих подопечных. У него и дома живут две кошки Спяка и Твист, названный так потому, что котенком он умирал от дистрофии и у него были худые кривые лапки, и собака – найденный во дворе под машиной черно-белый французский бульдог Мамба.

Некоторые животные оказываются на улице после развода хозяев, когда становятся не нужны обоим. Бывает, что умирает одинокий человек, а новые родственники, вселившись в его квартиру, первым делом выкидывают на улицу осиротевших кошек и собак. Породистого шотландского кота Боба нашли на кладбище, Васю – в гаражах, рыжего кота Мёда с перебитой лапой отец Петр подобрал на рынке.

«Я не представляю, как можно не любить этих животин, – говорит отец Петр. – Однажды нам привезли кошку, которая жила при храме, а потом священник сказал: «Да нам людьми некогда заниматься, а вы кошками занимаетесь. Положите ее в пакет и отнесите на помойку». Человек не захотел везти на помойку и привез к нам, хотя у нас и так всё было переполнено. Самые несчастные животные – это те, которые побывали в доме, узнали человеческую ласку, привязанность: они без людей, без их любви уже жить не смогут».

@темы: Православие и современность

---

Исследователи заявили о большом числе верующих среди ученых

[Ученик с последней парты]

Значительное число ученых считают себя верующими и не видят конфликта между своими научными и религиозными взглядами, сообщает ресурс N+1 со ссылкой на проведенное социологами из Университета Райса исследование.

Исследование

Масштабный опрос проводился в течение четырех лет в восьми странах - Франции, Гонконге, Индии, Италии, Тайване, Турции, Великобритании и США. Авторы опроса привлекли к исследованию физиков и биологов, так как именно эти науки исследуют происхождение человека и вселенной, и, по словам авторов, религиозный и научный взгляды чаще всего не совпадают именно в этих двух областях. В исследовании участвовало 9 422 человека разного пола, возраста, религиозных взглядов и статуса из университетов и исследовательских институтов. Участники исследования ответили на вопросы анкеты, затем авторы исследования отобрали из них 609 ученых и провели с ними глубинные интервью (in-depth interview, свободная по форме беседа - ИФ) Среди тем, которые интересовали исследователей, были взаимоотношения науки и религии, как религия влияет на формирование программы исследований, на взаимодействие исследователей со студентами и решение этических вопросов.

Результаты

Выяснилось, что более половины ученых из Гонконга (54 процентов), Италии (57 процентов), Тайваня (74 процентов), Индии (79 процентов) и Турции (85 процентов) считают себя религиозными. Атеисты составляют большинство среди ученых только во Франции (51 процент). В США и Великобритании число верующих и атеистов среди ученых примерно равны.

Как и предполагали исследователи, в целом ученые менее религиозны по сравнению с населением страны в целом. Однако есть и исключения. Так, в Гонкоге 39 процентов ученых считают себя религиозными, в то время как среди всего населения страны религиозными считают себя лишь 20 процентов. В Тайване 54 процентов ученых религиозны, а в целом среди населения страны - только 44 процентов.

Далеко не все ученые полагают, что научные и религиозные взгляды конфликтуют между собой. В Великобритании и США так считают только треть опрошенных. При этом четверть гонконгских, тайваньских и индийских ученых считают, что наука и религия могут мирно сосуществовать и дополнять друг друга.

По данным Pew Research Center 5,8 млрд человек из 7 млрд населения Земли считают себя последователями той или иной религии. Большинство развитых стран и многие развивающиеся страны пытаются построить научную инфраструктуру. Тем не менее, по словам авторов опроса, до сих пор не проводилось глобальных исследований на тему влияния науки и религии друг на друга.

Исследование было проведено на средства благотворительного фонда The Templeton World Charity Foundation.

Интерфакс

@темы: лента новостей, наука и религия

---

Гитлеровцы и Русская Православная Церковь в оккупации

[Ученик с последней парты]

Бытует мнение, что в оккупированных районах Советского Союза немецкая власть открывала церкви и всячески поддерживала верующих. Мнение это очень распространенное.
Однако, все было не совсем так. Вернее, совсем не так.
Конечно, если верить немецким архивным документам, а не мнениям публицистов и блогеров.
Да, есть такой факт, что на оккупированной территории действительно заново открывались храмы, закрытые в эпоху двадцатых-тридцатых. Вопрос - кто их открывал? Немцы? Да, им, видимо, делать больше нечего было, как туземцам храмы восстанавливать. Для Германии война эта была колониальная. Для них славяне ни чем не отличались от готтентотов.
Опираясь на документы СД, гестапо, Министерства Восточных территорий и других структур Третьего Рейха мы получаем следующую картину.

В самом начале войны, 2 июля 1941 года, Гейдрих разослал указания высшим чинам СС и полиции безопасности, в которых указал следующее: "Против устремлений православной церкви распространить свое влияние на массы ничего не предпринимать. Напротив, всячески содействовать им, причем, изначально настаивать на приниципе раздления цекви и государства и избегать единства церкви. Также не препятствовать образованию религиозных сект".
Как видим, в начале июля Гейдрих указывает содействовать. Но проходит всего месяц с небольшим Гейдрих резко меняет политику..
Оперативный приказ начальникам айнзатцгрупп от 16 августа 1941 года звучит совершенно иначе. Он большой, я приведу только выжимку по пунктам:
1. Всячески пресекать миссионерские попытки католического и униатского духовенства. Категорический запрет на въезд на территорию СССР католическим и униатским священникам и монахам. Особое внимание обратить на иезуитов.
2. "Содействие православной церкви также является нежелательным". Там, где население пожелает восстановить церковную жизнь - не препятствовать этому желанию. "Ни в коем случае снемецкой стороны нельзя, однако, в демонстративной формесодействовать церковной жизни, организовывать богослужения или проводить массовое крещение". Оттуда же: "Желателен раскол на отдельные церковные православные группы".
3. "О возврате церковным организациям экспоприированных Советами в пользу государства зданий церквей или церковного имущества, все равно какого рода, пока не может быть и речи".

Тоже самое в приказе Кейтеля по Вермахту. Не препятствовать, если будут желающие, но и не содействовать. Категорически запретить солдатам вермахта участвовать в православных богослужениях. Капелланам категорически запретить организовывать службы для русских. Запретить въезд духовных лиц из Европы на оккупированные территории. Запретить гражданскому населению и фольксдойче участие в полевых бгослужениях вермахта.
"Церкви, разрушенные при советском режиме или в результате военных действий, не должны органами германского Вермахта ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением. Это следует предоставить русскому гражданскому населению". Это приказ от 6 августа 1941 года.

Таким образом, мы получаем то, что получаем. Никакого содействия в вопросах восстановления религии немцы не оказывали и не собирались оказывать. "Вам надо - вы и делайте" - вот такая позиция была у немцев. Никакого восстановления храмов, никакой поддержки - только "Разделяй, властвуй и контролируй".
Единственный эксперимент, на который немцы пошли - это Псковская миссия.
Антихристиане левацкого толка представляют себе эту миссию едва ли не как тыловую дивизию СС, которая занималась пропагандой и агитацией на территории Псковской области.

Я опираюсь не на Википедию, а на информационный бюллетень №10 штаба полиции безопасности и СД - "О положении церкви в областях южнее Ленинграда".
Миссия действовала на территории нынешних Ленинградскиой, Новгородской, Псковской областей.
Общая численность прихожан, посещавших церковь на этих территориях - 2 миллиона человек. Это не миссия - это люди, которые ходили в храмы в условиях оккупации.
Сама миссия состояла из 14 (четырнадцати) священников.
При этом миссия была не немецкой инициативой, а инициативой митрополита Сергия из Литвы. Всего год прошел со времени присоединения прибалтийских лимитрофов. Митрополит Сергий попросил разрешения у немцев отправить в северо-западные области РСФСР - миссионеров, которые будут нести религию в массы. Разрешили. 14 человек разрешили отправить. На местах служили еше 50 священников, которые к миссииникаким боком не относились. Война войной, а церковную юрисдикцию война не отменяет.
Представьте себе парадокс ситуации: митрополит Сергий, находясь на оккупированной территории, напрямую подчиняется Москве! Надо понимать, что СД попробовало свою игру вести с "агентами Кремля". Именно так и воспринимали немцы священников РПЦ. Вот эти 14 священников - это представители из Прибалтики - 13 из Латвии и 1 из Эстонии. Из Литвы никого не послали, там была своя богословская война с польским католицизмом. Литовские поляки, в свою очередь, активно поддерживали Армию Крайову.
А кто такие еще 50? А это те, кто служил в храмах до войны в Новгородской, Псковской Ленинградской областях. Теперь они автоматически перешли под юрисдикцию митрополита Сергия. Их не спрашивали. Просто перевели и все. И, кстати, один из них потом медалью "Партизану Великой Отечественной" был награжден. Федор Пузанов. А ведь он формально подчинялся как раз Псковской миссии. Мало - подчинялся - назначен ей был.
Федор Пузанов воевал в Первую Мировую. Три Георгиевских креста и Георгиевская медаль второй степени. В 1926 стал священником. В 1928 был арестован. В 1932 вышел. Дальше был рабочим в Чудово. Когда пришли немцы - Миссия его назначила священником. Сначал в Чудово, потом в Псков, потом в деревню сослали - Хохловы Горки.

Да почему формально? Вполне себе фактически подчинялся.
Когда миссия начала собирать доходы, то немцы, в начале, не обращавшие внимания на хозяйственную деятельность приходов, обложили Миссию налогом.
Собирала Миссия немного - около 1800 рейхсмарок в месяц на сентябрь 1942 года. Именно рейхсмарок, а не оккупационных.
Много это или мало? Официальный курс рейхсмарки на оккупированной территории составлял 1:10. То есть это 18.000 советских рублей.
Я понимаю, что современному читателю это мало что говорит. Но вот, например, месячная зарплата рядового вермахта составляла 35 рейхсмарок.
То есть это зарплата 50 рядовых.
Ребята, это два взвода, в лучшем случае. При этом, эти деньги крутились внутри миссии. Это пока без налогов. На эти деньги содержался аппарат. Двое в Риге:
1. Митрополит Сергий.
2. Секретарь Николай Виглайс.
Трое в Плескау - так немцы Псков называли:
1. Руководитель миссионерского управления Кирилл Зайц.
2. Писарь Георг Бенигсен.
3. Казначей Виктор Караваев.
Но это не только зарплата. Это еще расходы на газету, на молитвословы, на благотворительность, на разъезды.
Ни иконографическая мастерская, ни торговая лавка доходов не приносили.
Основная часть дохода - это десятины от пожертвований за обряды и продажа свечей.
Схема такая - вот в деревне Хохловы Горки у отца Федора приход. Туда приходят отпевать, крестить, венчаться. За это пожертвования - дают верующие. Кто сколько может. С этой суммы платится десятина наверх, в Псков. Из поступивших денег 50% отправляется в Ригу. Остальное остается на приходе.

Дотошные немцы, обнаружив такое дело, обложили миссию налогом в 30%. Но и доходы к ноябрю 1942 выросли в десять раз. Целых 10.000 рейхсмарок. То есть сто тысяч рублей. Или уже почти пара рот зарплат немецких рядовых. Опять возникает вопрос - много это или мало?

Священник Псковской Духовной Миссии отец Федор Пузанов передал через партизан в Ленинград 500.000 советских рублей, собранных им на пожертвования. То есть 50.000 рейхсмарок. Эти деньги ушли на строительство танковой колонны "Дмитрий Донской".

И как же относились сами немцы к своему эксперименту? Да вот, характерный пример.
Священник Григорий Добровольский 16 июня 1943 года был назначен священником в Псковский район. 25 ноября в деревню Добровыдки, где он служил, заявились немцы. Сожгли его дом, взорвали храм. Перед этим собрали иконы, шелковые платки, полотенца из алтаря. Сожгли и рядом стоящую деревню Подвязье. То, что Добровольский успел спасти - антиминс, дискос, Евангелие, крест, часть икон - закопал и потом спрятался в лесу. Потом отправил письмо в Миссию.

Митрополит Сергий был убит людьми в немецкой форме 29 апреля 1944 года на дороге между Вильнюсом и Каунасом. Возможно это были айзсарги, возможно агенты СД.

Вот так относились немцы к Русской Православной Церкви в годы войны. Никаких восстановленных храмов, никакого благожелательства. Холодное наблюдение и ничего кроме.

В заключение, хотелось бы сказать - да порой использовали риторику в газетах и листовках. Но газеты и листовки - это пропаганда. Внутренние документы гораздо точнее отражают реальность.
Возможно, некоторые священники из граждан СССР перешли на сторону Германии. Как и некоторые ответственные аппаратчики горкомов и райкомов ВКП(б). Данные факты являются частными случаями, а не тенденцией. И коммунисты, и верующие, в основной своей массе, воевали против общего врага.
И победили.

(С) ivakin-alexey

@темы: историческая справка, разные интересности

---

Ангелов собеседниче

[Talie]

запись создана: 10.12.2015 в 12:26

@темы: стёб и юмор, фотографии, иллюстрации

---

Как церковные люди становятся фальшивыми

[Ученик с последней парты]

Автор - Архимандрит Андрей (Конанос)

Большинство из нас приходит в Церковь, чтобы узнать Бога. Однако бывает так, что спустя совсем непродолжительное время мы становимся какими-то фальшивыми, словно начинаем украшать собой витрину магазина. У нас такой вид, будто мы всё знаем и можем решать любые проблемы. Мы обо всём судим, даем советы, обо всём у нас свое мнение. Грозя пальцем, мы делаем людям замечания. Но при этом сами мы совершенно не похожи на те идеалы, о которых рассуждаем. Нас волнуют абсолютно другие вещи.

Поэтому, если не хочешь, чтобы и с тобой произошло такое, говори о Боге своей жизнью. Говори о том, что знаешь, и не скрывай настоящего себя. Ты – обычный человек, со своими страстями, ошибками и немощами. Как и все люди, ты хочешь любви, дружеского общения и прочих радостей.

Очень часто, придя в Церковь, человек начинает думать, что воцерковление само по себе изменило всю его природу. Но, скажу тебе, в отношении собственного «я» никаких изменений здесь не происходит. Характер не может измениться только потому, что человек пришел в конкретное место – даже если это место свято.

А вот кое-что другое может произойти. Мы продолжаем носить в себе свои страсти, которые начинают трансформироваться. Например, человек перестает драться на футбольных матчах или посещать ночные клубы, перестает употреблять наркотики, но страсть, которая побуждала его делать всё это, никуда не уходит – потому что со страстями невозможно распрощаться так быстро.

Страсть – это не рубашка, которую можно снять, кинуть в стирку и забыть о ней. Мы соединены со своими страстями. Поэтому часто происходит следующее: «светская» страсть трансформируется в «христианскую». Вот почему иногда человек, который раньше был фанатичным болельщиком, дрался, громил после матча витрины, а теперь воцерковился, остается яростным фанатиком – но только теперь в Церкви.

Это тот самый случай, когда люди говорят о своих близких, ставших церковными людьми: «Он ходит в церковь, но совсем не меняется! Треплет нам нервы, как и раньше!»

Что же не изменилось? Основные, главные черты характера остались прежними. Они не могут преобразиться сами по себе – просто потому, что человек пришел в Церковь и стал христианином.

Поэтому важно помнить о том, что гнев и раздражение остаются при нас. И хотя теперь мы гневаемся уже якобы по «духовным» причинам, но гневная страсть – по-прежнему с нами.

И если мы будем искренни, то согласимся с замечательными словами Паисия Святогорца. Когда однажды старец плыл на корабле из Дафни в Уранополис, кто-то узнал его и сказал ему:

– Геронда, идите сюда, чтобы вам не сидеть с мирянами!

А старец ответил:

– Но, чадо, разве мы потеряем что-то рядом с ними? Разве мы настолько лучше их? У нас есть какая-то особенная добродетель, которую мы должны оберегать? Разве мы не такие же, как они? То, что живет в нас, живет и в них. Просто наши пороки, страсти, проблемы проявляются по-другому. Мы начинаем ругаться, например, из-за устава – правильно ли отслужили службу…

Однажды я видел, как двое монахов поругались из-за того, какой поднос выбрать для мытья овощей. Да, они не дрались и не произносили ругательств, как на футбольном стадионе, но их прежние страсти остались при них.

Если мы поймем это, то, в первую очередь, полюбим себя. А затем станем снисходительнее к другим. У нас появится больше человеколюбия, смирения. И если мы признаем себя такими, какие мы есть, если примиримся со своим «я», если узнаем и полюбим себя, то и своих детей начнем любить гораздо больше, потому что у нас появится к ним гораздо больше снисхождения. Ведь какой мой ребенок, такой и я! Вот, мы ругаемся на детей, если они, как нам кажется, уходят с пути истинного, а на самом деле мы сами сбились с этого пути. Все мы от него уклонились, все мы – беглецы, у всех нас что-то не получается. Просто мы стараемся это замаскировать – потому и не видно.

Человек, живя в Церкви и общаясь с другими церковными людьми, очень скоро начинает понимать, что многие из них остались такими же, какими были и до Церкви. Один молодой человек рассказывал мне, что, придя в Церковь, он надеялся увидеть здесь сплошной идеал. Этот молодой человек работал в банке. И оказалось, что как в банке были ссоры, споры, осуждение, интриги, всё то же самое было и в этом приходском храме.

А одна женщина, которая живет за границей и является активной прихожанкой тамошней церкви, часто пишет мне, что готова рвать на себе волосы, потому что не может больше выдержать. «Я потеряю веру!» – написала она однажды. Почему это так? Потому что все мы – люди, люди со своими проблемами и слабостями. И как только мы признаем это, наш характер улучшится. Примирившись с собой, признав себя, мы сможем сказать своему ближнему: «Какой ты, такой и я. Я люблю тебя. Прости меня, и я тебя прощаю».

А ложь по отношению к самим себе, лицемерие и фарисейство только усложняют нашу жизнь.

Признав истину о самих себе, мы полюбим других людей, станем снисходительнее и человечнее. А став человечнее, приобретем и божественность. Смирившись, приземлившись, мы взлетим, потому что для того, чтобы взлететь, нужно сначала твердо ступить на землю. Стань человеком для того, чтобы превратиться в богочеловека! Будь простым, смиренным и естественным.

Господь для того и сделал апостолов (а затем и священников) своими преемниками среди людей, чтобы мы, находясь рядом с ними, не боялись, чтобы видели – они такие же, как мы, и они понимают все наши трудности, потому что проходят через то же самое. Что делаю я, делаешь и ты.

Мне очень понравились слова одного моего знакомого, который предпочитает исповедаться у женатых священников. Он сказал, что неженатые батюшки живут словно на другой планете и иногда говорят с тобой так, что ничего не понять. Не буду скрывать – я согласен с его словами. Очень часто семейный священник обладает спокойным, уравновешенным характером, потому что ему приходится… менять памперсы. Когда покупаешь памперсы и используешь их по назначению, невозможно при этом витать в облаках. Наоборот, человек приземляется, становится человечнее, искреннее, и не притворяется. Он уже не красуется на витрине святости, а несет собой благодать, простоту, смирение православного духа.

И говоря об опасности для церковных людей стать фальшивыми, кажущимися «витринными» манекенами, я вспоминаю одну китайскую пословицу: «Нужно научить ребенка ловить рыбу, а не есть ее».

Когда человек ловит рыбу, он уверенно стоит на земле. У него – свои крючки, удочки, приманка. Он сам выбирает место для рыбалки, разрабатывает свои способы и приемы и таким образом вступает в свои собственные отношения с морем. И на каком бы берегу он ни оказался, ему всегда удастся поймать (а затем и съесть) хотя бы одну рыбку, потому что он знает, как это делается, это – его талант, его любимое занятие. Но если человек привык получать еду только в готовом виде, от других людей, – тогда нет, он не сможет подкрепиться рыбой.

Это – распространенная ловушка, в которую мы часто попадаем, делаясь всё более зависимыми. «Иди сюда, – говорим мы друг другу, – я накормлю тебя, угощу рыбкой». То же самое иногда происходит и в Церкви. Но разве мы не должны расти сами, чтобы приблизиться к Богу? Разве не должны сами стремиться к тому, чтобы наша душа расцвела? Крепко стоять на собственных ногах?

Человек, помогающий нам приблизиться к Богу, – это мост. Но ведь нельзя вечно стоять на мосту – мост не может быть целью в жизни. Ты идешь, и я держу тебя за руку, чтобы ты не споткнулся, не потерял равновесие и не упал. Но сколько это может продолжаться? Как долго я должен держать тебя за руку, чтобы ты мог идти? Твоя главная задача – научиться ходить самостоятельно. Ты сможешь. И когда у тебя получится, ты обрадуешься этому. И после этого я не забуду тебя, потому что тогда ты полюбишь меня еще сильнее. Ты увидишь, что наши отношения – это не взаимозависимость, когда люди «поглощают» друг друга в собственном эгоизме, заставляя привязываться к себе. Просто с моей помощью ты нашел Бога.

Но если я указываю тебе на Него, а ты фокусируешься исключительно на моем пальце, то начинаешь думать: «Какой у батюшки красивый палец! Как прекрасно он указывает мне на Бога!» Да, но если ты не пойдешь в ту сторону, куда указывает палец, то в результате полюбишь и табличку с надписью «Рай». А ведь мы должны дойти до Рая. Самостоятельно.

Люди же часто ждут от духовного отца готовых решений и четких указаний к действию. А такие отношения – инфантильны. Это детская психология. На определенном этапе это можно понять – но этот этап необходимо пройти как отрезок своего духовного пути. Нельзя же оставаться детьми вечно. До каких пор ребенок может спрашивать учителя: «А правда, что дважды два – четыре?» Не в шестом же классе задавать такие вопросы! Подумай и ответь сам, ты можешь!

И эта сила, эта уверенность – не эгоизм. Это то, что имеет в виду апостол Павел, говоря: «Всё могу во укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил. 4:13). Если мы так и не почувствуем это всемогущество, которое несет в себе Божественная благодать, живущая в нас, то так и будем постоянно спрашивать: «Как мне здесь поступить? А там? Чего Бог хочет от меня?» Так невозможно услышать голос Бога.

Господь говорит: «Входящий дверью есть Пастырь овцам… И овцы слушаются голоса Его, и Он зовет овец Своих по имени» (Ин. 10:2-3). Если мы знаем и слышим Его голос, то знаем и друг друга. Любим друг друга. У нас появляется личная связь со Христом и друг с другом. Ты и Господь. Господь и ты. И в какой-то момент ты говоришь: «Я и Бог». И растворяешься в Нём, чувствуя, как с Его благословения и благодаря Его любви ты становишься с Ним одним Целым по благодати.

Всё это – шаги на пути духовного роста. И пока мы не достигли результата, нам всё время хочется слышать указания, что делать. Мы еще не научились сами стучаться к Богу и просить Его: «Господи, говори, я слушаю Тебя! Обратись ко мне, дай моей душе услышать Тебя!»

Дело в том, что многие из нас выросли болезненно зависимыми от своих родителей. «Я поступаю так, потому что так велит Церковь!» Нет, ты поступаешь так, потому что родители заставляли тебя это делать. Таким образом твои достижения не являются твоей заслугой. И на самом деле ты ничего не усвоил, не впустил в свое сердце. Всё происходило автоматически.

Такие люди научились только формальному общению с Богом. Они сами не понимают, почему поступают так или иначе, говоря: «Меня так учили. Мне так говорили». Разве этого хочет от нас Господь? Просто повторение, имитация, лишенные какой-либо жизненной силы и свежести? Разве это – любовь? Помню, одна женщина рассказывала мне, как она радовалась, когда ее ребенок был маленьким. Она делала с ним всё, что хотела: водила в церковь, отправляла на исповедь, на духовные беседы и в паломнические поездки, мальчик помогал в алтаре… Я спросил ее:

– А теперь?

– Теперь ничего этого нет, он всё бросил!

Я сказал ей:

– Тогда твой ребенок делал всё это, потому что ты этого хотела. Но ты не смогла вложить в его маленькое сердце любовь к Богу. Вместо этого ты всё время предлагала сыну готовые решения и не давала ему возможности самостоятельно думать, рисковать и ошибаться.

Когда человек учится ловить рыбу, ему приходится ошибаться. Он теряет приманку, время, переворачивает ведро с уловом, но всё это – опыт. А эта женщина хотела вырастить ребенка в парнике, в оранжерее, и думала, что ее дитя будет идеальным и совершенным. Но любой ребенок вырастает, и теперь это уже не ребенок, а взрослый мужчина или взрослая женщина. Он или она теперь живет в Лондоне и в воскресенье утром вместо церкви предпочитает пить кофе с друзьями. Потому что в детстве, посещая храм, эти люди ничему там не научились. Они ходили в церковь, потому что родители заставляли их это делать. И теперь оказывается, что всё было напрасно.

Поэтому нам следует стремиться выйти на собственный духовный путь, а не заботиться исключительно о внешнем, видимом благочестии.

Это похоже на то, как родители дают своим детям экипировку для похода или учат какому-либо ремеслу. Вот тебе рюкзак или инструменты, я научу тебя, как обращаться со всем этим – и всё, могу спокойно уйти. Мой ребенок, или мой друг, мой близкий человек может пройти по мне, как по мосту, – на ту сторону. При этом мост может развалиться, рухнуть, – а ты знай себе, смотри на конечную цель, на тот берег – на Бога. Его любовь, Его объятия никто не может у тебя отнять.

Вот почему человек, стремящийся к духовному совершенству, а не к показному благочестию, «витрине», никогда не падает и не сокрушается. Но если ты не научился смотреть на себя и окружающих реалистично, если ты привык возводить кого-то в абсолют, то малейшая трудность сломает тебя, и ты упадешь.

@темы: Православие и современность, внутриправославное

---

Схема православных знакомств))

[Ученик с последней парты]

- Девушка, разрешите пригласить вас на вечер при свечах!

- В ресторан?

- На всенощное бдение!

©

@темы: стёб и юмор

---

«С грехом помогает бороться чувство собственного достоинства...

[Ученик с последней парты]

...а не уверенность, что ты тряпка с Казанского вокзала»

Русский приход в Мадриде ведет свою историю с XVIII века – переезжающая вместе с посольством домовая церковь, арендованные помещения, бывшие магазины, переговорные пункты и даже мастерские давали приют православным. В 2013 году в Мадриде появился Храм святой равноапостольной Марии Магдалины, первый постоянный настоящий дом для православных испанской столицы. Протоиерей Андрей Кордочкин служит в Испании 12 лет, но «Правмир» поговорил с настоятелем не только и не столько об Испании. Как строить свою церковную жизнь не с последнего, а с первого этажа, победить скуку и формализм, стоит ли читать «неправославные» книги, мешает ли достойное поведение тому, чтобы стать успешным?

Восхождение без последней ступеньки

– В чем вы видите основную, самую типичную проблему современного церковного человека? Можно годами ходить в церковь, а той Любви, самой главной для человека, нет. Почему?

– Мы часто начинаем со строительства последнего этажа. Когда я стал священником, я тоже говорил проповеди об обóжении, о всяких возвышенных предметах, а потом понял, что нужно начинать с начала, а не с конца. Сначала надо учить самому простому – порядочности, честности, вежливости, уважению. Ведь в советское время были утеряны христианские основы отношения к Богу, а следовательно друг к другу. Это не могло не отразиться на современной церковной жизни. И всё это нужно терпеливо выстраивать заново – с первого этажа. Любовь – это ведь не просто, мы не можем этому человека сразу научить. Прежде чем человек овладевает сложным и высоким, он овладевает очень простым.

Однажды я спросил священника из карельской глубинки: «Что самое сложное в вашем служении?» Он ответил: «Гнилой человеческий материал. Спонсоры из Германии помогли нам сделать цех по обработке дерева, чтобы люди могли трудиться и зарабатывать деньги, а они начали ломать и воровать». Другой священник, который начал служить в селе в Ивановской области в начале 90-х, сказал, что прошло два года, прежде чем люди научились с ним здороваться. Поначалу мужики, когда он говорил «добрый день», молчали или отвечали матом.

У нас на приходе в Мадриде поначалу были люди, которые могли, стоя на клиросе, толкнуть другого или плюнуть. Меня поначалу поразило, что если в храме во время богослужения звонил телефон, его не отключали, а выходили, отвечая на ходу: «Алё, Галя? Я в иглесии». К нам приходят немало людей, которые считают, что нужно непременно зажечь свечу от лампады, чтобы не «заразиться» от чужой свечи. Каждый раз, когда мы размываем лампады, залитые воском, стираем перламутровую помаду с облачений и икон, я убеждаюсь: нужно начинать с самого простого.

– А те, кто давно уже в Церкви? Те, кому кажется, что всё повторяется из года в год, ушло восхищение первых дней…

– В святоотеческом богословии есть понятие – восхождение (по-гречески – эпектасис). Это восхождение, в котором никогда нет последней ступеньки, нет конца, нет последней остановки. Нет в земной жизни, нет и в будущей. Бог человеку постоянно является новым, всегда есть место для открытия. Об этом пишет Макарий Египетский, он использует образ залов, переходящих из одного в другой.

Если человеку кажется, что ничего нового нет, открывать больше нечего, может оказаться так, что воцерковление совершилось просто на каком-то внешнем уровне, а на более глубоком уровне он остановился.

– На этом пути что-то должно меняться во взаимоотношениях с духовником?

– Приведу пример, который очень часто использовал владыка Антоний, когда говорил о крещении Спасителя Иоанном Предтечей. Чем больше человек возрастает, тем в большей степени тот, кто ведет его вперед, должен умаляться. Отец Евмений (Перистый) писал, что смысл родительского воспитания в том, чтобы наши дети могли обходиться без нас. Это можно отнести и к служению священника. Когда человек требует, чтобы им непременно «духовно руководили», а священник тщеславно этому подыгрывает – это тревожный знак.

Очень важно, чтобы священник был настоящим пастырем, но людей не привязывал к себе, а помогал им возрасти до той меры, когда они – пусть нуждаясь иногда в его молитве и в совете, наставлении – могли бы обходиться без того внимания, которое им было нужно в начале пути.

Всё же человек не может и не должен говорить о том, что за свои годы или десятилетия жизни в Церкви стал лучше.

– А как же тогда хоть как-то оценивать, понимать, где ты и что с тобой происходит?

– То, что может и должно происходить – это взросление человека.

– И как его распознать?

– Взросление не определяется какими-то механическими факторами посещения всенощных бдений, вычитывания правила или чего-то еще. Когда человек рождается в мир, он ведь не понимает, что у него есть родители. Потом он растет, он понимает, что у него есть папа и мама. Потом он становится немного старше, он видит вокруг себя город, потом он открывает для себя страну, потом – мир.

Я думаю, что мера взросления человека в Церкви во многом заключается в том, в какой мере человек, произнося молитву Господню, понимает смысл ее первых слов – «Отче наш». Это мера, в какой человек в состоянии воспринимать Бога как своего Отца. И не только как своего, но и Отца любого человека – независимо от вероисповедания и национальности. Как часто он причащается, сколько выстаивает всенощных бдений или вычитывает молитвенных правил – это второстепенно.

У нас с отцом Андреем Давыдовым есть любимый для цитирования сборник изречений хасидов. Там есть слова о том, в чем заключается самая большая ошибка человека – что он забывает, что он – царский сын. В том, что он не понимает, кто он такой.

Мы постоянно апеллируем к недостоинству человека: помни, что ты слабое, греховное, немощное существо. Все эти бесконечные «пособия по подготовке к исповеди» со списками мыслимых и немыслимых грехов – откуда они взялись? Зачем эти умственные купания в духовной канализации? Ведь Евангелие – прежде всего откровение о падшем состоянии человека, это откровение, прежде всего, о его бытии как об образе и подобии, как о возлюбленном чаде Божьем. Это не плохие новости, а благая весть. Чувство собственного достоинства помогает бороться с грехом значительно больше, чем уверенность, что ты тряпка с Казанского вокзала. Если ты тряпка, какой с тебя спрос?

Внешними факторами – сколько, куда, когда – духовное возрастание измеряться не может. Давайте начнем с самого основного: в чем заключается правда Божия о человеке в Священном Писании? Не только в том, что человеку плохо, и не просто в том, что он в падшем и скверном состоянии. Правда заключается в том, что человек сотворен по образу и подобию Божию, и Бог так человека возлюбил, что отдал за него Своего Сына на крестную смерть.

Мы часто произносим слова «борьба с грехом». Что значит помочь человеку бороться с грехом? Просто выстроить вокруг него систему запретов? Однажды я разговаривал с юношей лет пятнадцати, и он сказал: «Иногда со мной происходит такое, что я понимаю – это не я. Точнее, это я, но не настоящий я». Борьба с грехом заключается не в том, чтобы построить вокруг человека забор, а в том, чтобы помочь ему раскрыться, стать «настоящим я», таким, каким Бог его сотворил. Когда этого не происходит, а происходит обратный процесс, когда церковная жизнь сводится не к раскрытию потенциала, а к подавлению личности человека, то пора бить тревогу.

В самом простом проявлении это происходит тогда, когда религия предлагается человеку как закон, как совокупность «можно» и «нельзя», причем этих «нельзя» гораздо больше, чем «можно».

Исповедь конвейерным методом

– Годами на исповедь приходишь примерно с одним и тем же списком. Не очень приятным и не очень страшным – раздражение/осуждение и так далее. Нет никакого серьезного движения.

– Чтобы исповедь не была формальной, она не должна совершаться конвейерным методом, как она обычно совершается в России. Человек должен идти на исповедь тогда, когда он готов, когда он созрел, когда грех для него – как зубная боль и нужен врач. Плод исповеди зависит во многом от того, насколько эта исповедь созрела. Дерево не может плодоносить каждую неделю и не может плодоносить раз в три дня. Мы не имеем права требовать от людей, чтобы исповедь раз в неделю была вторым крещением, каким-то радикальным переворотом.

– А исповедь перед причастием?

– Я помню, когда я подростком приходил на исповедь к незнакомым священникам, каждый раз это было как рулетка – допустит батюшка к причастию или не допустит. При том, что канонических причин не допускать не было, но всегда была такая интрига. Это не полезно. Не допустить можно или если человек вообще не понимает, что делает, или если есть действительно серьезные причины.

Не допустить к Причастию – значит признать человека отлученным от Церкви. Пока сохраняется прямая зависимость таинства исповеди от таинства причащения, когда и исповедники, и священник исполняют некоторый внешний ритуал, когда конвейерным методом каждому исповеднику выделяется 30 секунд или две-три минуты. Такая исповедь для многих людей просто вредна.

Чтобы исповедь реально приносила пользу, она должна совершаться тогда, когда и сам кающийся, и священник понимают, что эта исповедь действительно человеку в этот момент нужна. Это единственный рецепт.

Основное условие причащения – это быть членом Церкви. Если человек, будучи формально крещен, не является членом Церкви, не является членом общины, не является членом евхаристического собрания – конечно, мы человеку должны объяснить, что причащение – это серьезный шаг, к которому человек не может подойти автоматически, и он нуждается в исповеди как в пересмотре прожитой жизни. Но я глубоко убежден, что духовно взрослый человек может сам определить, когда ему нужна исповедь, а когда не нужна.

– Как это сделать? Если задуматься – грешишь ты всё время, значит и исповедь вроде бы нужна всё время.

– Человек непрестанно нуждается в покаянии, в пересмотре своей жизни. Но это не означает, что он всё время нуждается в сакраментальном воссоединении с Церковью, каковым исповедь исторически является. Если у священника на приходе нет взрослых людей, которые в состоянии определить, когда им исповедь нужна, а когда не нужна, то священник должен задать себе вопрос, почему он не воспитал никого, кроме инфантилов, которые не могут самостоятельно принять подобное решение.

– Не оказывается ли так, что вы учите людей одному, а их священники на родине – совсем другому?

– Такое бывает. Поэтому я всегда немного побаиваюсь осени. Люди возвращаются из отпусков, и говорят: «А я была в такой-то лавре, и такой-то батюшка мне сказал», я только за голову хватаюсь.

Когда мы приехали сюда, то очень часто сталкивались с тем, что, приходя в наш храм, люди вольно или невольно сравнивали то, что они видят, с тем, что происходило у них дома – на Западной Украине, в Молдавии, еще где-то. Очень часто звучал вопрос: «Почему не так, как у нас?» И даже прожив в Испании год или несколько лет, люди продолжали ассоциировать себя с церковными общинами, членами которых они являлись у себя дома. И местные традиции принимаются за общий обязательный стандарт.

Однажды у меня попросили организовать сбор денег на рытье колодца возле храма в своем родном селе. Я пытался до них донести, что нам не жалко денег на колодец, но вообще-то наше дело – копать его здесь, а не там. Поэтому некоторое время уходило на то, чтобы у прихожан появилось ясное ощущение принадлежности к той общине, где они сейчас находятся, а не к той, откуда они приехали.

Потом ситуация стала меняться – появились люди, которые в Церковь по-настоящему сознательно пришли уже здесь и поэтому не сравнивали наши реалии с тем, что они видели у себя на родине. Наоборот, возвращаясь в Россию, на Украину, в Молдавию, они сравнивают церковную жизнь с тем, к чему привыкли в Мадриде.

Однажды приехали наши прихожане, кажется, из Украины, и сказали: «Батюшка, вы знаете, у нас Литургию сокращают». Я очень удивился, потому что Литургия – это такое богослужение, в котором вообще очень сложно что-то сократить. Потом понял, что они настолько привыкли слышать литургические молитвы, что когда обычная Литургия в таком виде, в каком она совершается, и они не слышат молитв, которые от их имени произносятся в алтаре про себя и за закрытыми вратами, у них возникает чувство, что их обокрали.

Мы попытались дать людям ощущение того, что воскресная литургия как центр жизни и причащение как таковое – это вопрос не просто личной потребности или готовности, достоинства или недостоинства, а то, что и делает людей Церковью. Причем не только церковную общину, но и семью. Мы обращали внимание на то, что как бы ни было прекрасно то, что у нас сейчас причащается 40-60 детей за воскресной Литургией, но если их родители остаются в стороне, это неправильно. Родители не могут детей вперед себя протолкнуть в Царство Божие. Поэтому мы предложили родителям, чтобы они могли приходить на исповедь с детьми в удобное для них время.

– У вас есть примеры таких случаев, когда приходили люди, травмированные предыдущим духовным руководством, и как-то надо было их переучивать?

– Таких примеров не очень много. Больше примеров, когда люди были скорее напуганы, чем травмированы. Вообще же проблема не в том, что человека можно травмировать неверным, грубым духовным подходом. Проблема в том, что грубый, жесткий стиль, когда любовь подменяется слепым послушанием, чинопочитанием, на самом деле для многих людей является привлекательным. «Ой, а у нас батюшка – ну такой строгий!» Почему они желают такого жесткого, иногда даже жестокого отношения к себе? Это, думаю, скорее разговор в сфере психоанализа, чем богословия.

Еще характерный пример. Недавно говорили с помощницей в нашей церковной лавке. Тут надо сказать, что книги, которые мы продаем, подпадают под две категории: то, что мы бы хотели, чтобы люди читали – и то, что они сами хотят читать. И когда я спрашивал о том, что они хотят читать, были названы две главные темы – чудеса и смерть. Но когда мы обсуждали книгу о смерти издательства «Православие и мир», то мне было сказано, что она продается очень плохо. Почему? Если интересует тема смерти – возьмите, почитайте. Нет – потому что нужно, чтобы было страшно. Тема смерти привлекает, скорее, как возможность пощекотать нервы. Мытарства, мучения. Мотивация та же самая, что при просмотре фильма ужасов. Это не то, когда человек действительно задается вопросом, как можно жить с мыслью о смерти близких людей или своей собственной. Это особый тип религиозности, в котором главный двигатель – это страх. Такое отношение мы стараемся менять.

– Вы можете привести конкретные примеры травм от духовного руководства?

– Были примеры, связанные с нашими прихожанами, но слишком личные, чтобы о них говорить.

Вспоминаю интересный эпизод, когда мы с супругой как-то вместе задолго до священства ездили в Дивеево и стояли в храме на службе. Людей было очень много, рядом стоял приезжий священник и исповедовал. Получилось так, что я слышал практически всё, что он говорил. Видимо, он и сам не старался говорить тихо, и стоял я достаточно близко, и было не отойти. В общем, я понял, что его основная пастырская политика – человека, который приходит, как-то затоптать в грязь и максимально унизить. «Всякий человек есть грех и ложь, понял?»

Я был в состоянии глубокого шока, потому что примером общения с людьми всегда считал владыку Антония Сурожского. Меня поражало, что когда он обращался к человеку и даже просто смотрел на него, было всегда ощущение, что он видит глубже, чем человек видит себя сам. Он говорил и в беседах, и на проповедях о той сердцевине, об образе и подобии, которые в человеке есть, даже когда сам человек этого не видит. И свою роль, свою задачу видел, прежде всего, в том, чтобы человеку помочь раскрыться. Ведь наша цель не в том, чтобы человека переделать. Всё-таки многие наши прихожане старше меня значительно, поэтому я и не пытаюсь. Я пытаюсь помочь человеку там, где он находится сейчас. Никогда не пытаюсь человеку поменять голову – вместо его собственной приставить свою. В конце концов, как говорит апостол Павел, «немощного в вере принимайте без споров о мнениях». Поэтому в духовном окормлении нежелательна конфронтация с человеком, оно всегда должно быть очень деликатным.

Очень важным критерием является чувство ответственности человека. Священник подавляет это чувство, или старается его раскрыть, распространить на жизнь и поступки человека? Одно из негативных «достижений» советского времени в том, что человек лишился понятия ответственности, причем не только за жизнь страны, города или района, а, собственно говоря, и за свою жизнь. Отец Александр Борисов давно это отмечал в книге «Побелевшие нивы».

Человек европейской культуры, предположим, приходя на склоне лет к вере, к христианству, сознает, что он прожил жизнь не так, чего-то не понял, где-то совершил большие ошибки. А человек советский, человек, склонный, по выражению Святейшего Патриарха, к «реактивному» поведению, который только реагирует на какие-то внешние импульсы, твердит: «Меня не научили, мне не показали, мне не рассказали, нас так воспитали».

Неправославное солнце и скучающий Иов

– Есть ли такие книги, которые вы бы посоветовали читать тем, кто уже давно ходит в храм?

– А что происходит с кругом чтения человека, который приходит в Церковь? Он сужается или расширяется? И если сужается, то почему? Конечно, стоит отложить в сторону второсортную литературу и всякую похабщину. Но я бы такому человеку предложил перестать делить чтение на церковное и не церковное. И музыку тоже. Когда человек спрашивает, можно ли ему читать «неправославные» книги или слушать «неправославную» музыку, я его спрашиваю: «А солнце, которое светит, оно православное или не православное?» Иоанн Лествичник начинает свою книгу со слов о том, что Бог – это солнце, которое светит на весь мир: на верующих и неверующих, на умных и глупых, на добрых и злых, на всех. Думаю, что у человека должно быть такое, если хотите, вселенское видение мира, которое имеет сам Бог.

А что касается чтения – думаю, что для человека, который растет, речь должна идти не о сужении круга чтения, а наоборот, о расширении. Я думаю, что человек, духовно взрослеющий, если и откроет «Евгения Онегина» или любую хорошую русскую классику, прочтет по-другому, чем когда он ее читал, будучи старшеклассником. Я вот сейчас читаю «Описание земли Камчатка» Стеллера. Это какое чтение – православное или не православное? Мне что, его не читать?

Антоний Великий, когда его спрашивали, как же он может жить в пустыне и не получать утешения, которое человеку дают книги, ответил, что для него книга – это мир, который его окружает. Мне кажется, что это урок для всех нас. Ведь у человека, который начинает жить церковной жизнью, круг чтения сужается в сторону так называемой духовной литературы. Но Антоний Великий говорит о том, что Бог раскрывает Себя не только через храм, не только через духовную литературу – для человека умного, думающего, видящего – Бог во всём, что есть вокруг.

– На что нужно ориентироваться?

– Ориентиром всегда должно быть Евангелие. Я думаю, что человек должен не позволять себе оглохнуть, читая его. Само Евангелие есть преодоление этого человеческого измерения; Господь обращается к разным людям – иудеям, язычникам, самарянам, он постоянно преодолевает этот разрыв между правильным и неправильным. Преодоление этого разрыва для его соотечественников и собеседников носит, конечно, провокативный характер. И всегда в Евангелии есть что-то новое. Недавно мы говорили с одним нашим другом, священником, который в сане уже где-то лет 25, он сказал: «Я только сейчас начинаю понимать, о чем всё это написано». Если человек понимает, что никакая евангельская фраза уже его не волнует и не задевает, и не причиняет ему боль – это, конечно, тревожный признак.

– Еще вопрос про чтение, даже «вычитывание» правила, которому так далеко до настоящей молитвы…

– Нас подводит выражение «молиться по-настоящему». Если мы откроем Книгу псалмов, то увидим, что псалмы выражают самый широкий спектр человеческих ощущений, начиная от отчаяния, боли, крика и безнадежности до возвышенных и вдохновенных состояний или простого тихого благодарения Богу. Я думаю, если мы возьмем в пример жизнь Спасителя, то мы увидим, что не всегда и не везде Он молился Богу одинаково. Например, молитва Его на Голгофе была одной, а Его молитва о учениках была другой, и никто не знает, какой была Его молитва, когда Он восходил на гору помолиться один.

Молитва может иметь разные проявления. У преподобного Иоанна Лествичника есть замечательное выражение: «Будь мужественен, и Бог сам будет твоим учителем в молитве». То есть, по его мысли, один человек другого человека научить молитве не может. «Бог сам дает молитву молящемуся», пишет он.

Когда мы человека начинаем учить молитве, в самом начале его пути в Церкви, мы уже тем самым предаем его Богу, зная, что Бог Сам будет его учить молитве. Бывает, конечно, у человека слезная и болезненная молитва в экстремальных ситуациях, но это не означает, что она должна таковой быть всегда. Спектр молитвенной жизни человека гораздо шире.

Когда апостол Павел говорит о непрестанной молитве, он ведь не говорит о выполнении постоянного молитвенного правила или о неопустительном присутствии на всенощном бдении, он говорит совершенно о другом. Позже святые отцы по-разному толковали эти понимания. Исторически в более позднем понимании Добротолюбие связывает эти слова с Иисусовой молитвой, в более древних толкованиях отцы говорят о том, что просто добрые дела, которые совершает человек, его жизнь и предстояние перед Богом тоже являются молитвой.

– Привычка к церковной жизни, скука и формализм… Можно ли с ними как-то бороться и победить?

– Человек приходит в Церковь, для него всё новое, интересное, потом проходит время и не всегда понятно, что ему делать через пять-десять-двадцать лет. То же происходит, и когда человек создает семью. Юноша встречается с девушкой, им 17-18 лет, им интересно, им не скучно. А у семейной пары спустя десятилетия тоже может возникнуть этот вопрос. Это правильная аналогия, потому что это аналогия о сосуществовании двух живых существ, в данном случае Бога и человека.

Нужно читать, думать, сомневаться. Должно быть живое общение с живым Богом. Скука – признак того, что оно прекратилось, а может, его и не было. Можете представить себе Иова, которому скучно?

Мадридский приход: храм – не кружок по интересам

– У вас очень большой приход, много семей с детьми. С какими типичными проблемами в семьях, в воспитании детей приходится сталкиваться?

– Основная и типичная проблема в том, что далеко не всегда есть полноценная семья. Она для человека важна не в последнюю очередь потому, что отношения с отцом и отношения с Богом взаимосвязаны. Если отношения с отцом скверные, или если их нет вообще, потому что нет самого отца, то выстроить отношения с Богом бывает значительно сложнее.

Для ребенка церковь – это не здание, не место, где совершаются богослужения, это даже не воскресная школа. Церковь – это твоя семья. Сколько времени в неделю он проводит в храме и сколько времени – в воскресной школе? Именно в семье ребенок в отношениях между родителями, в общей домашней атмосфере учится тому, что такое христианство – или не учится.

Поэтому мы сталкиваемся с тем, что дети, взрослея, уходят из Церкви. Приходили родители и говорили: «Что мне делать? Какие молитвы читать? Я его не могу привести в храм». Да, конечно, потому что когда ребенок маленький, ты можешь его привести, пускай насильно. Но задача не в том, чтобы его привести в храм физически, схватив за руку, а в том, чтобы его привести к Богу.

Бывает, что родители или бабушки и дедушки ребенка в церковь приводят, а настоящую христианскую жизнь они ему дома не показали. И если он ничего настоящего, искреннего, радостного не видел и ассоциирует церковную жизнь с какими-то многочасовыми стояниями, особенно когда это накладывается на семейные сложности и конфликты, – конечно, у ребенка может возникнуть протест.

– Сегодня условия конкурентной жизни во многом порождают не самое достойное человеческое поведение. С одной стороны, мы стараемся ребенка воспитывать честным, добрым, внимательным, щедрым и так далее, а успешное его устройство в мире требует совсем других навыков.

– Я не думаю, что если ребенок вырастает честным, порядочным, не агрессивным, то это обрекает его на роль неудачника. В чем ты сам видишь смысл своего родительского воспитания? В том, чтобы ребенка устроить? Или в том, чтобы ты мог сказать Богу в тот момент, когда ребенок начнет взрослую жизнь, что ты сделал или попытался сделать всё, что мог?

Приведу пример. У нас есть семья. Мама приехала сюда с двумя детьми. Как и все, работала без документов. Дочь училась в обычной испанской бесплатной школе, с достаточно низким уровнем образования. В России она занималась легкой атлетикой, подавала надежды. А здесь не смогла продолжить занятия спортом из-за того, что не было документов.

Однажды она пришла и говорит: «Я хочу заниматься биохимией в Оксфорде». Это, повторяю, девочка, которая училась в простой бесплатной испанской школе. Я сказал: «Отлично, давай будем над этим работать». Поделился опытом, помог оформить документы, написал рекомендательное письмо. Девочка поступила. Правда, не в Оксфорд, а в Лондон, в Imperial College, но это не хуже, а может быть, даже и лучше. Для этого пришлось вначале продать квартиру в России. Потом она уже самостоятельно искала деньги.

Сейчас она на севере Великобритании дописывает докторскую диссертацию по биохимии. Это исключительно цельный человек, целеустремленный, но при этом абсолютно бескомпромиссный в нравственном смысле, человек, который никогда ни под кого не подстраивался, но просто в силу своей веры, с одной стороны, а с другой стороны, благодаря твердой мотивации добился того, чего хотел. Ее брат сейчас тоже заканчивает учебу в Англии, получает экономическое образование.

В Испании есть такой феномен – «поколение ни-ни». Это дети, которые, окончив школу, не хотят далее ни учиться, ни работать. Они просто сидят дома, с компьютером или гаджетами. Так что у всех детей в каком-то смысле стартовая площадка одна, но просто одни хотят, а другие – нет. Поэтому мне кажется, что способность человека добиться профессионального успеха связана не с подлостью или двоедушием, а совсем наоборот.

В конце концов, мне самому после санкт-петербургской школы, не имея в кармане ни копейки денег на учебу, удалось семь лет провести в британских университетах. И я не могу сказать, что это для меня было связано с нравственными компромиссами, что надо было кого-то предавать или продавать.

– С этим связан вопрос, который касается пастырства. Это вопрос окормления деловых людей, бизнесменов, политиков и так далее.

– Я уже говорил, человек начинает с каких-то низких вещей, а потом переходит к более высокому. Не нужно стремиться к совершенству сразу, здесь и сейчас. Если мы забудем о том, что такое «распил» и «откат», что такое «вброс» и «карусель», это уже будет шаг вперед. Мне кажется, нам сейчас нужно начинать с каких-то совсем простых вещей, о которых шла речь в статье Александра Исаевича Солженицына «Жить не по лжи».

Дело в том, что человек сам по себе не может разрушить систему, которая основана на лжи, на обмане. Человек перед лицом этой системы оказывается беззащитным. Но он может не совершать конкретных шагов, которые связаны с враньем, с доносительством, с предательством. И это малое, что он делает, на самом деле оказывается не таким уж малым. Мне кажется, этот текст по своей сути абсолютно христианский, потому что выражает принцип ответственности человека. Принцип, который любая нехристианская система пытается нивелировать. Ты не можешь постоянно пенять на систему, потому что на самом деле никакой системы нет. Язык системы просто придуман для того, чтобы помочь человеку избежать личной ответственности.

Что касается политики – один журналист правильно сформулировал, что нам нужно не политическое православие, а нужна православная политика. Конфуций говорил, что низкий человек руководствуется выгодой, а высокий – долгом. Нам нужны люди, которые будут принимать решения по вере во Христа, а долг и выгода – это не одно и то же. Не всё, что выгодно для меня, моей семьи или моей страны, приемлемо с точки зрения морали и нравственности. Иначе мы возвращаемся к самой примитивной «готтентотской этике»: если у меня украли вола – это плохо, а если я украл – то хорошо.

Для нас вопросы, связанные с бизнесом или политикой, – они ведь не новые. Например, русское купечество – у этих людей что, не было представлений об этике, о добре и зле? Бывало всё что угодно, но при этом были нравственные координаты, была купеческая этика. Если мы возьмем политическую ситуацию в Киевской, Московской Руси, в Российской империи, – думаю, что здесь можно искать ответы в каких-то ролевых моделях.

Очень важно понимать, что такое успех. Например, Борис и Глеб – можно ли их считать успешными политиками? Случайно ли то, что тысячелетняя годовщина кончины первых русских святых прошла для нас абсолютно незамеченной? Может быть, была упущена возможность – через их подвиг осмыслить то, что происходит на Украине? Мне кажется, нужно рассуждать не формулами, а брать живые образы: как поступали, находясь в сложных ситуациях, благоверные князья или княгини – немногие примеры благочестивых мирян в наших святцах.

Или если взять пример царя-страстотерпца Николая, можно ли его жизненный путь считать успешным? По какому критерию? С точки зрения политической, конечно, это была катастрофа, причем катастрофа, которая привела к распаду не только государства, но и его семью привела к уничтожению. А в духовном свете – всё совсем иначе. И снова – «и пораженья от победы ты сам не должен отличать». Поэтому мне кажется, что когда мы говорим об успехе человека в бизнесе, политике или карьере, очень важно, что считать успехом. Думаю, что самый главный успех заключается в том, чтобы просто сохранить себя, потому что Господь говорит: что толку, если весь мир приобретешь, а душу потеряешь?

– Чем отличается церковная жизнь в Москве и в Мадриде?

– Думаю, что есть принципиальная разница между строением церковной жизни в России (по крайней мере, в крупных городах) и в Западной Европе. Конечно, есть храмы в российской столице, куда люди ходят просто по месту жительства, но есть и какие-то с более очерченным характером. То есть вокруг священника собираются люди, которые сходятся с ним во взглядах.

А здесь никуда не денешься: только один храм, только один приход, поэтому люди с очень разными представлениями о церковной жизни оказываются вместе. С одной стороны, это правильно, потому что храм не становится кружком по интересам, а с другой стороны, это довольно сложно. Если, например, в Москве или Петербурге человек может перейти в другой приход, который более соответствует его взглядам и убеждениям, то здесь это невозможно.

У нас тоже есть люди, которые борются с какими-то документами, карточками, тайком раздают друг другу какие-то агитки про «отрока Славика», пензенского «старца Алексия», прочих деятелей. Чем глупее и страшнее, тем привлекательнее. В России эти люди едва ли бы оказались в радиусе моего душепопечения. И политические взгляды у всех, конечно, разные, в том числе по поводу украинских событий они расходятся диаметрально. И всех нужно удержать вместе.

Еще один важный момент – в Москве или Питере дети могут пойти с родителями в театр, на концерт в Филармонию или Капеллу. Здесь совсем другое отношение к тому, что мы называем культурой – и среди испанцев, и среди многих наших прихожан. В Петербурге – Мариинка, Малый, Филармония с двумя залами, Капелла – всё, что хотите. А в Мадриде до строительства «Национальной Аудитории» в 1988 году вообще не было нормального зала для исполнения классической музыки! Консерватория с 1990 года действует в здании бывшей больницы. И шансы увидеть детей на концертах классической музыки невелики. Мы вынуждены закрывать эти дыры. Многие из наших детей впервые увидели живую балерину или услышали живьем арфу на наших приходских концертах и праздниках.

Я думаю, в России много положительных примеров устроения церковной жизни – но много и отрицательных. Школьником я ходил в храм недалеко от дома в Петербурге. После воскресной Литургии духовенство отправлялось на трапезу, а те, кто хотел общения со священником, слушали через закрытые двери звон вилок и многолетия. Потом разговевшиеся и раздобревшие отцы выходили на свет Божий, и к ним можно было приблизиться в поисках «духовного руководства». У нас в храме священники не выходят из храма до тех пор, пока кто-то хочет с ними поговорить, и обычно приходят на обед последними. А сам обед мы предлагаем всем, кто желает. Понятно, что не везде есть такая возможность, но ведь можно налить стакан чаю? Знаю, что в некоторых московских храмах так и заведено. А если люди приходят чужими и уходят чужими – разве это Церковь?

Православные испанцы: для того, чтобы остаться в Церкви, нужна очень сильная мотивация

– Расскажите об испанцах в вашем приходе. Что приводит их сюда, как дальше развивается их духовная жизнь?

– Интерес к нам со стороны коренных жителей очень большой, но он возник совсем недавно. Пока мы служили в гараже, о нас никто не знал, никто не видел и никто не слышал. Когда я был на стройке, люди подходили, задавали вопросы. Когда мы построили храм, людей стало приходить больше.

Мы пытаемся ответить на этот интерес, каждую субботу проводим экскурсию по храму по-испански, регулярно принимаем группы из культурных центров, из школ, иногда из домов престарелых. Но интерес, как правило, носит поверхностный характер. Для испанцев, как правило, христианство и католичество – очень взаимосвязанные вещи. Большая часть людей, которые уходят из католической церкви, не ищет себе никакого другого конфессионального прибежища. Они могут оставаться верующими, говоря: «Я не практикующий католик». Они сами для себя исповедуют христианство, но никакой организованной религиозной жизни не ищут. Поэтому, хотя за последние лет двадцать в Испании появилось немного больше протестантов различного направления, но обычно, когда человек покидает католическую церковь, он уходит в никуда.

Можно сказать, что отношения к нам во многом определяется отношением к католичеству, потому что всё-таки для нас католичество – это самая близкая из западных традиций. Кто относится с симпатией к католикам, тот относится с симпатией и к нам. И наоборот. Это первое.

Второе – православная жизнь в том виде, в каком она сейчас есть в Испании, пришла большой волной достаточно внезапно, и мне сложно говорить о том, в какой мере Церковь готова принять испанцев. Всё-таки мы до сих пор практически полностью совершаем богослужение по-славянски. Даже вводя небольшие фрагменты по-испански, мы иногда сталкивались с сопротивлением людей. А если полностью перейдем на испанский язык, то богослужение для большей части наших прихожан будет непонятным, потому что они просто не знают испанского в достаточной степени. Сами же испанцы всегда задают вопрос: «На каком языке вы совершаете богослужение?» И почти всегда не видят для себя возможным участвовать в богослужении, которое не понимают.

К тому же, мне кажется, православная культура сама по себе, особенно в ее русском срезе, испанцами воспринимается непросто. Для них стоять два часа – это невероятно, а православная икона, православное богослужебное пение кажутся слишком невыразительными, лишенными динамики. Поэтому когда люди приходят и даже говорят о том, что хотят обратиться в православие, мы не всегда торопимся их принять. Здесь вопрос ведь не в том, чтобы просто принять человека, а в том, чтобы он в православной Церкви остался, а для этого нужна очень сильная мотивация. И она не может быть отрицательной. Мы никогда не примем человека в православие, потому что ему не нравится что-то в католической церкви. Владыка Антоний в таких случаях говорил: «Если человек разлюбил Лену, это еще не основание жениться на Кате».

Кого-то из испанцев к нам приводят невесты, жены, кто-то приходит сам. Кто-то приходит даже не из католичества, а вообще после каких-то восточных практик. Не всегда у людей есть силы удержаться в православной Церкви. Были случаи, когда после нескольких месяцев или лет люди уходили. Особенно тяжело тем, кто живет не в Мадриде, а в других городах и не имеет возможности регулярно участвовать в православном богослужении.

Кроме испанцев, у нас сейчас есть в общине два американца, одна колумбийка, еще один латиноамериканец на подходе. Я не исключаю, что со временем православие здесь будет успешным даже не для испанцев, а для жителей других стран.

– В Соединенных Штатах быстрее всего афроамериканцы воцерковляются.

– Они ищущие люди. И Африка, и Латинская Америка – это страны гораздо большей, чем Европа, пассионарности, как говорил Гумилев. Я это хорошо почувствовал, когда был в Аргентине. Европа всё-таки немножко устала от самой себя. Она ничего не ищет, она уже всё видела. В этом смысле и африканцы, и афроамериканцы, латиноамериканцы – люди ищущие.

– Я помню одно американское свидетельство – пришел человек в антиохийскую православную церковь: полумрак, пение и ничего не понятно. Ему так понравилась вот эта непонятность, что он перешел в православие.

– Да, у нас есть одна испанка, которая к нам приходит на все всенощные бдения, а их мы совершаем только по-славянски. Она жила в другом испанском городе и еще там перешла в православие. Я несколько раз ее спрашивал, не смущает ли ее, не тяжело ли ей оттого, что она не может понять словесную часть богослужения. Она ответила, что нет.

Вопрос с языком – очень деликатный, потому что, с одной стороны, православные богослужебные тексты – это богатая смысловая традиция, человеку очень важно сознательно в ней участвовать. С другой стороны, отчасти, может быть, уместным было бы сравнение православного богослужения с оперой. Когда приходишь послушать «Травиату» по-итальянски, даже если ты не понимаешь слов, то не остаешься безучастным, потому что действие происходит на очень многих уровнях – есть звуки, есть свет, есть игра, движение, сюжет. Есть то, что испанцы называют ambiente – атмосфера. А на многих протестантских богослужениях, если человек не понимает языка, он фактически полностью выпадает из происходящего.

Вспоминаю интервью с одним священником, который занимается с глухонемыми или слепыми детьми. Они, приходя в храм, не в состоянии слышать или видеть, но есть что-то, что они могут ощущать – запах ладана, кропление святой водой. Я думаю, что у нас богослужение может настолько глубоко погрузить человека, что в этом смысле, каким бы важным ни было интеллектуальное участие в том, что происходит в храме, но даже если этого нет, то не всё потеряно.

Тем не менее, мне кажутся очень важными слова Святейшего Патриарха, сказанные на епархиальном собрании в 2014 году о сознательном участии людей в богослужении, как в общем деле. Нам следует подумать – как можно их осуществить на практике? Справедливо ли ожидать от людей участия в том, что они не видят и не слышат? Отец Николай Балашов опубликовал в 2001 году важное историческое исследование: «На путях к Литургическому возрождению».

Но и до сих пор, по словам отца Александра Шмемана, «никто и никогда не объяснил, почему “род избранный, царское священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы”, не может слышать молитвы, им же Богу приносимой?» У нас же все прихожане слышат слова литургических молитв, и священник обращает к ним возгласы не через закрытые врата, и не читает Евангелие людям, повернувшись к ним спиной. Не нужно прятать Бога и людей друг от друга.

@темы: Православие и современность

---

Святитель Николай Сербский в студенческие годы

[Ученик с последней парты]

@темы: разные интересности

---

О книжной культуре и православном бескультурье

[Ученик с последней парты]

Автор - Иван Логинов

На днях с о.Петром погуляли по стендам #КРЯКК (Красноярская ярмарка книжной культуры). Поскольку книги в ежемесячном режиме приобретаю через интернет-магазины, покупать что-то не было особой возможности, хотя порывы случались неоднократно )). Но тем не менее сама прогулка получилась чем-то вроде участия в экскурсии или посещения музея. Практически около каждого стенда и приходилось, и хотелось останавливаться: по книжным новинкам можно частично понять в каком направлении растет и движется современная мысль, как литературная, так и мировоззренчески-философская.

В этом отношении КРЯКК очень удобная площадка для близкого ознакомления с самой разной литературой, которая может быть приобретена в обозримом будущем.

Правда, православные участники трудились в своем "не от мира сего" репертуаре. То ли отреагировав на наши бороды, то ли с силу общего настроя, представители одного известного столичного православного издательства настойчиво сели нам на уши. Дескать, книжки у нас всего по 50 рублей, и их надо обязательно приобрести в качестве подарков многочисленным друзьям на Новый год. Сразу же помножили предполагаемое количество наших друзей на стоимость одной книжки, чтобы бухгалтерски-наглядно показать, как за небольшую сумму можно подарить новогоднее счастье большому числу друзей.

На мой вопрос о моральной целесообразности дарения книжек, которые тебе самому совсем не знакомы, указали лишь на оформление и правильно-православное название: вот, посмотрите какая подарочная обложка! тут же про праздники православные!.. Дескать, чего еще надо?! обложка говорит сама за себя!..

Мы побывали у большинства книжных стендов (само собой -светских, а не религиозных), но нигде более никто ни в какой форме не предлагал срочным образом чего-то приобрести. На фоне вот такой спокойной книжно-презентационной атмосферы активность представителей православного издательства выглядит очень контрастно.

И это не просто случайность. КРЯКК я посещаю ежегодно. Также приходилось бывать и на православных ярмарках. И как раз для последних весьма характерна вот такая маркетингово-благочестивая назидательность: вам нужна обязательно приобрести вот такую-то книжку!!! Само собой, в такой книжке содержатся очень важные духовные советы и поучительные рассказы... в которых почему-то нуждаюсь именно я... тот самый я, которого запыхавшийся продавец видит впервые в жизни.

Такие, казалось бы, бытовые зарисовки достаточно хорошо отражают определенные тенденции современного православия. Одна из них - иллюзия обладания истиной, сопровождающаяся неуемной жаждой противопоставления и назидания. Каким-то непостижимым образом с приходом в храм в человеке запускается механизм переживания собственной значимости и мировоззренческой исключительности, сообщающий способность судить обо всем, осуждая это самое "все", если оно не соответствует моему "футлярному православию".

Часто подобное самоощущение выдается за какую-нибудь апостольскую ревность о проповеди или даже о спасении (!) ближнего. Могло бы быть и так. Но закономерность такова, что ревности этой неотступно сопутствуют два ментальных вывиха.

Первый - культурная недееспособность, выражающаяся, в первую очередь, в отсутствии совсем несложных коммуникативных навыков ведения диалога, слушания и слышания. Оппонент здесь представляет ценность лишь в той мере, в какой он может быть похож на меня, и, соответственно, представляет угрозу, исходя из степени своего отличия.

Второй вывих - неспособность к встрече с миром во всем многообразии бытийных форм. Мир и другой человек воспринимаются и оцениваются только изнутри "православного гетто", будь то стены храма или домашняя келия. Обнаженно предстать перед миром, в отдаленности от любой религиозной атрибуции, такой ревнитель никогда не решится. У него даже нет навыка взгляда на мир из безамбразурного пространства (а как раз апостолы шли в мир в полной беззащитности).

Все больше убеждаюсь, что мир веры (религии) предельно опасен для всякого, кто в слепоте обременен багажом комплексов, бескультурья и самозамкнутости. Вера здесь не освобождает, а лишь закрепощает и уродует, изолируя от всякой человечности и подлинности. Как-то особо здесь воспоминаются слова Христа "Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? ". Христос рискует встретить мир именно таким не потому, что в нем не останется верующих, а потому что не станет тех, кто зряч к кому-то кроме эталонного себя...

@темы: внутриправославное

---

"Написано также: не искушай Господа Бога твоего" (Матф.4:7)

[Ученик с последней парты]

@темы: стёб и юмор, Православие и современность, внутриправославное

---

О желании перемен

[Ученик с последней парты]

Автор - Сергей Худиев

В социальных сетях распространяется текст под названием «Татьяна Касаткина о том как должна измениться РПЦ». Заголовок, видимо, не принадлежит самой Татьяне Касаткиной — которую представляют как «русского философа, литературоведа, культуролога, религиоведа, писателя», но вот текст ее и он интересен тем, что отражает взгляд определенного слоя людей — которые и стали перепощивать его в своих аккаунтах. На их воззрения, пожалуй, и стоит коротко отозваться.

Нет ничего проще, чем менять поведение больших групп людей. Об этом знают все опытные игроки в «Эпоху Империй». Нет ничего более невинного и безопасного — всегда можно загрузить предыдущее сохранение. Но вот те, чей опыт основан на взаимодействии с живыми людьми, а не с юнитами на экране, полагают любое реформирование крайне сложным, ответственным и опасным делом, которое предполагает, сначала, понимание того, что и зачем вы хотите изменить.

Возможно, то, что Вы рассматриваете — это не такой страшно неудобный молоток, который надо срочно переделать, потому что им очень неудобно забивать гвозди. Возможно это микроскоп, и его предназначение — вообще не в забивании гвоздей. Перед тем, как ставить вопрос «какой должна быть Церковь», желательно определиться с тем, что есть Церковь и какова ее миссия в мире, почему она устроена именно так, а не иначе, и кому она вообще должна — то есть кто является высшим авторитетом в вопросах ее устроения.

В любом человеческом деле, особенно, когда речь идет о самом трудном виде работы — работе с людьми — бывает необходимо потратить время и усилия на то, чтобы понять, как это работает, и принять во внимание опыт тех, кто уже трудится в этой области — и поколения их предшественников. Это так в педагогике, в медицине, охране правопорядка — любом деле.

Затратить эти усилия необходимо, иначе наши суждения окажутся неосновательными, а предложения — неосуществимыми. Возьмем, например, такое предложение: «Церковь как свободный союз равных приходов, избирающая епископа на служение». Как это могло бы выглядеть на практике?

Любая демократия начинается со списков избирателей; с выяснения кто имеет, а кто не имеет право голоса. Иначе любые люди, которые появлялись в храме только на освящении куличей — или не появлялись вообще — будут решать вопросы церковной жизни за вас. Партия поклонников Саи Бабы, партия поклонников Блаватской и партия поклонников тов. Сталина будут выдвигать своих кандидатов в Епископы — с наилучшими шансами для поклонников тов. Сталина, почитаемые изображения которого тут же и украсят Ваш храм. Вы точно этого хотите? Но всех их еще может побить партия людей, измученных нарзаном, которые, получив по пятьсот рублей, вообще проголосуют за закрытие храма и передачу места под торгово-развлекательный центр в интересах какого-нибудь уважаемого предпринимателя.

Поэтому любая демократия предполагает определение тех, кто имеет право голоса. В протестантском мире, где, при пресвитерианской системе управления, могут быть серьезные элементы демократии — существует также и фиксированное членство в общине. У Вас есть право голоса, если про Вас точно знают, что Вы активный прихожанин, полностью разделяющий вероучение общины, Вы регулярно платите десятину, прозрачным образом, через банк, и к тому же регулярно жертвуете на различные церковные проекты, не замечены ни в каком компрометирующем поведении. Мне мои друзья баптисты рассказывали о том, как в их общине одного мужчину несколько раз видели с молодой женщиной, так перед ним ясно поставили вопрос — как он видит свое семейное положение, и не впал ли он, часом, в блуд, ибо блудники царства не наследуют и им не место в общине верных. Этот мужчина правильно воспринял братское обличение и отношения должным образом оформил. Вот в сплоченной общине, где братья и сестры могут — с братской заботой о Вашем спасении — внимательно интересоваться кругом Ваших знакомств, демократия может работать, люди могут избирать себе пастырей (правда, из числа уже имеющихся кандидатов, ибо пастырский труд в любом случае требует долгого обучения). Потому что кто тут избиратель, а кто просто заходит чаю выпить — всем ясно. Можно вспомнить и то, что Епископов могли избирать в ранней Церкви — но тогда существовала четкая грань между членами Церкви, оглашенными, то есть кандидатами на Крещение, которым полагалось выходить за двери при возгласе «оглашенные изыдите», и внешними, которых уж точно за эти двери не допускали.

Но это система, которая, я боюсь, покажется многим из нас, и, особенно, тем из нас, кто наиболее демократически настроен, тяжелой. Права приходят вместе с ответственностью, знаменитый лозунг no taxation without representation — «никаких налогов без представительства», верен и в обратную сторону — никакого представительства без налогов. Чтобы иметь право голоса в каком-то деле, Вы должны в него серьезно вкладываться и принимать на себя серьезные обязательства.

Конечно, и фиксированное членство не спасает от некоторых издержек демократии — как мы видим на примере общин, которые взяли и проголосовали за отмену некоторых заповедей Божиих, а также догматов веры, таким образом окончательно удалившись за пределы исторического христианства.

Но там, где такого членства нет, кто-то ходит в храм несколько раз в неделю, кто-то — раз в месяц, кто-то по большим праздникам, составить списки избирателей просто невозможно, а пытаться ввести четкую систему, при которой будет ясно, кто внутри и право имеет, а кто снаружи — и нет, значит произвести немалые обиды и огорчения.

Другой постоянно возникающий пункт — «Отказ от ориентации на тесный союз со светской властью. Сотрудничество с властью в социальной сфере, но не слияние и не встраивание в гос. иерархию и не претензия на гос. бюджет».

Для начала хочется заметить, что общины, пребывающие в тесном союзе с властью, выглядят несколько по-другому — можете посмотреть, хотя бы, на «Киевский Патриархат» или УГКЦ в соседней Украине. Слова о встраивании в иерархию говорят только о крайне смутном представлении об устройстве той и другой иерархии. Ну какие государственные должности занимают Епископы? Заседают в Палате Лордов, как в Англии? В Думе нет Палаты Лордов. Или какие церковные должности занимают государственные чиновники? И как может выглядеть «сотрудничество с властью в социальной сфере» так, чтобы оно не навлекало на себя упреков в «встраивании» и «слиянии»? В таких светских государствах, как Франция и США, католические школы и госпитали получают финансирование от государства — потому что они, с точки зрения государства, решают важные социальные задачи. Это претензия на гос.бюджет или нет?

Довольно обычны и претензии к «Нехристианскому поведение христиан. Нравственному состояние иерархической верхушки РПЦ», причем это как правило претензии, основанные на сообщениях из интернета. Очень редко можно видеть личные свидетельства типа «я в белом пальто зашел в церковь и обнаружил там нехристианское поведение и (плохое) нравственное состояние иерархической верхушки». Чаще это «а вот знакомый моих знакомых в белом пальто вошел в церковь и обнаружил» или даже «а вот анонимный источник в интернете сообщает, что он зашел в белом пальто...» Люди, которые живут в Церкви и черпают свой опыт из непосредственного общения с другими христианами, в том числе, священниками и епископами, обычно гораздо сдержаннее оценках.

Но вернемся к главному — для чего вообще предназначена Церковь? Чего мне вообще в ней искать — а чего искать в ней с самого начала бессмысленно? Церковь создана доля спасения грешников. Мы приходим в нее — когда приходим — как грешники, ищущие спасения. Мы приходим, чтобы учиться слову Божию и пути христианской жизни. Примерно как в университет мы приходим не для того, чтобы читать лекции профессорам и обличать старшекурсников недостаточном усердии. Мы приходим, чтобы учиться, и мы готовы признать, что другие знают больше нас и нам стоит их послушать.

Это не значит, что в Церкви ничего не возможно менять — в принципе, возможно. Возможно подавать и дельные советы по этому поводу. Но они должны даваться изнутри, людьми, которые говорят изнутри традиции и видят в Церкви Мать, а не организацию.

@темы: Худиев, Православие и современность

---

Икона Господа

[Claire Bonte]

Друзья! Подскажите, что написано в книге (Евангелие) на представленной иконе Господь Вседержитель?
Какой это язык ? Др-греч.?
Дарим икону друзьям, хотелось бы знать точно, если спросят.

Смотреть изображение

Заранее благодарна!

запись создана: 25.09.2015 в 23:58

@темы: иконопись

---

Как нам теперь причащаться - традиция против здравого смысла

[Ученик с последней парты]

На лекции священник Феодор Людоговский расскажет о причинах возникновения стандартной «схемы» подготовки к причастию и поделиться своими размышлениями о ее целесообразности

Одна из первых проблем, с которой сталкивается человек, приходящий в православный храм, — как готовиться к причащению?

Стандартные предписания известны: трехдневный пост, чтение трех канонов и последования к причащению, обязательная исповедь перед причастием, присутствие на всенощной накануне.

Между тем, практика показывает, что эти предписания выполнимы далеко не всегда. А если они и выполняются — то какова цена их соблюдения? Возникают и более существенные вопросы: ведет ли привычное нам вычитывание и выстаивание к полноценному участию в литургии, в евхаристии? Каков образ Церкви, который стоит за подобной аскетикой? Как при таком подходе мыслится место мирянина (да и священника) в Церкви?

К обозначенной проблеме можно подойти и с другой стороны. Опираясь лишь на сложившуюся традицию подготовки — не пренебрегаем ли мы теми богатствами, которые содержат Священное Писание и Предание? Верно ли, что сложившаяся практика подготовки к причащению является оптимальной, и лишь наша греховная немощь мешает нам полностью соблюдать требования, напечатанные в молитвословах? Нет ли здесь разумных альтернатив?

В феврале 2015 года был официально одобрен документ «Об участии верных в евхаристии». Будут ли способствовать нормы и рекомендации, представленные в этом документе, более полному исполнению православными христианами России евангельских заповедей?

@темы: Православие и современность, видео и аудио

---

Взять и прочесть, замечу))

[Ученик с последней парты]

@темы: стёб и юмор