Автор - протоиерей Андрей Ткачев Немало уже сказано слов о том, к какому типу цивилизации русские принадлежат больше: к западному или восточному. В зависимости от того, кто во что ругательный смысл вкладывает, нас называют то византийцами, то азиатами, то рабами гнилой либеральной идеологии, то полноценными представителями христианской цивилизации. Действительно, раскинувшись на огромных просторах, как географически, так и мысленно, мы многое в себя вбираем, и то, что одним звучит как музыка, другим — как набатный колокол.
Розанов как-то по поводу полемики о папо-цезаризме и цезаре-папизме (первые условно обозначали католиков в предреволюционной полемике, вторые — нас) говорил: «Вот молятся простые люди в обычном храме. Кто они: папо-цезаристы или цезаре-паписты?»
Не глуп ли сам вопрос? Не очевидно ли, что общие культурные и религиозные характеристики, данные большим людским массам, как-то блекнут при обращении взора на обычных людей? Похож ли на исламского фундаменталиста вот этот старый таджик с персиками? А эта дама средних лет так ли уж непременно либералка или монархистка?
Конечно, теории блекнут, сталкиваясь с жизнью. Особенно — теории натянутые, претенциозные.
читать дальше Но с другой стороны, нет такой ситуации, при которой «просто человек» «просто молится Богу». Когда молится человек, всегда вокруг него и в нем клокочут целые исторические эпохи, всосавшиеся в кровь ошибки и прозрения целых поколений. Молитва заостряет и обличает скрытое. По тому, как молится человек, — регулярно или от случая к случаю, вместе с другими или сам по себе, определенным чином или как Бог на душу положит, в какие дни часы, как долго и прочее, — можно многое сказать о культурном и цивилизационном типе, к которому принадлежит человек. В этом отношении у меня есть определенные вкусы и предпочтения.
Я бы хотел, чтобы наш народ принадлежал в молитвенном плане к современному восточному типу (или к западному, но не современному, а средневековому). Критерий — молитвенность мужчин. Примеры? — Сколько угодно. Гляньте на фотографии из мечетей. Стройные ряды здоровых мужиков кладут одновременно земные поклоны. Мужской голос кричит с минарета. Мужчины сидят и слушают проповедь. Женщины есть, но их не видно. Налицо — мужская религия. Но Восток не обязан быть мусульманским. Такую же мужскую картину вы увидите и в христианских церквах Востока. Там тоже виден мужчина и в качестве проповедника, и в качестве прихожанина. А вот Запад обабился, и давно.
Таким же, как выше сказано, должно быть и христианство. Такое оно, кстати, и есть, но в подлинном измерении, а не в том карикатурном виде, к которому мы сами привыкли. Говоря о средневековом Западе, я имею в виду, что воин, ученый, купец, ремесленник составляли большинство молящихся людей. Женщины были, но их тоже не было видно. Они к этому — хвала их покорности — и не стремились. Мужские голоса пели, мужские голоса проповедовали и мужские же голоса говорили «Аминь» в конце проповеди. Так было, и так правильно.
С некоторых пор христианство разжижилось. Женщины, на одном природном инстинкте, продолжали верить в простоте, за что им доныне честь и хвала. Но мужики заболели: гордостью, развращением ума, сомнением…
Даже уже не веря сами, мужики стали высказывать теории, что женщине, мол, нельзя без «кирхе», «киндера» и «кюхе», а нам самим это без надобности. Религии стали отводить роль сдерживающего и уцеломудривающего фактора для подвластных народов и слоев социума. Вот тогда храмы обеднели на Западе по части молящихся мужчин, а женщины — честь им и хвала — то ли не вникая в сумасшествие мужской головы и ее теорий, то ли просто по любви к Богу, продолжили ходить на мессу, утреню и вечерню.
Вся эта хворь перетекла к нам незаметно и естественно еще до революции, что доказывает лишний раз нашу полную включенность в пресловутую «западную цивилизацию». Мы тоже привыкли, что мужик пьет, а баба молится; мужик на фронте с гумусом перемешивает собственную плоть, а баба молится. Мужик в космос лезет, карьеру делает, науку грызет, кровь ближнего пьет без закуски и так далее…
А баба молится. Кое-где уже совершенно привыкли, что мужчины в храме только одного хватит — священника, а прихожане — сплошь женщины. Вот эта злодейская привычка к молитвенному извращению и вызывает у меня сердечную боль и рвотный рефлекс. Это жуткая бытовая ложь и невместимое в голову искривление.
Наша религия мужская. Она смелая и умная, а не тепленькая и сентиментальненькая. Отсутствие мужика в наших храмах означает отсутствие богословия, поскольку понять христианство и объяснить его может, за редкими исключениями, только мужеский ум.
Храмы должны быть полны мужчин. Молитва вообще есть мужское дело, поскольку требует не столько переживаний, сколько стойкости и внимательности.
Зайдешь в западный храм — стоит дама в шляпке перед Распятием и молится то ли о своей женской судьбе, то ли о голодающих детях в Камеруне. Зайдешь к нам — ходит душа-сестрица среди подсвечников и лепит свечки, пришептывая что-то то ли о непутевых детях, то ли о пропавшем муже. Вот — доминанта религиозной жизни. Личная дамская беда и личный шепот перед образами.
А где наши мужики? Пьют? В горы ходят за адреналином? В Африку на сафари мотаются? На рыбалке пятую точку отсиживают? Деньги зарабатывают, чтобы в пятьдесят с «хвостиком» на малолетке в очередной раз жениться? Животы вместо сыновей выращивают? Протирают лысины на чужих подушках? Да, забыл: в блогах торчат, слюной брызжут и пальцы тренируют. Где 90% этих существ, которые зачем-то крещены, но почему-то не ходят в храм постоянно и со вниманием?
Задача священства привести эту биомассу в храм, чтобы они, облагораживаясь молитвой, наполняли наши храмы так же, как мужчины Востока наполняют свои мечети. Чтоб не сюсюкали по форумам как девочки о Курбан-байраме на улицах Москвы, а почувствовали свою ответственность перед Богом, семьей и Родиной.
В этом смысле я — убежденный сын Востока. Я принадлежу к Церкви, у Которой святые отцы на виду, а святые матери — в тени у очага. Я принадлежу к Церкви, у Которой нет и не должно быть женского священства; в Которой все святое отдано в руки мужа.
И у меня есть претензия, не столько к современному мужчине, сколько к нам всем: почему в наших храмах молящихся мужчин не большинство? Понимаем ли мы, что эта статистика смерти подобна? Заполните храмы сильными и умными представителями первой и главной части человечества, теми, что первые сотворены, и вы тем самым опустошите ночные клубы, казино, клиники реабилитации наркоманов и всякие болотные места с нездоровой политической активностью. Женщины вам только спасибо скажут. Им самим позарез надоело жить среди тряпок, мерзавцев и лентяев. А превращение тряпки и лентяя в полноценного человека только и возможно, что под действием благодати.
Короче, друзья, когда увидите кадры из какой-либо мечети, скажите себе: «Так и у нас должно быть по части мужского многолюдства на молитве. Мы — люди восточные. А иначе жизни не будет. Будет распад и гниение под именем прогресса».
Ну что, потрудимся?