Богословие с открытым кодом

[sundayschool]

Автор - Николай Зайков

Свобода и творчество

Программные продукты, как известно, бывают с закрытым (как Windows) и открытым (как Linux) кодом. Закрытый код закрепляет право на изменение системы лишь за коллективом разработчиков, автоматически переводя всех остальных в нижнюю касту пользователей. Открытый код разрешает пользователю принять участие в доработке самой открытой программы, а также использовать код для создания новых программ и исправления в них ошибок. Открытый код, как правило, бесплатен - и это логичное следствие, поскольку плата за программу закрытого типа является по сути злоупотреблением разработчиков своим исключительным, кастовым правом.
Ситуация в области компьютерных программ отражает в свою очередь общую закономерность: люди всегда создавали в информационном пространстве системы двух типов: открытого и закрытого. И у тех, и у других есть свои плюсы и минусы, но рискну предположить, что у систем открытого типа плюсов все же было больше.
К операционным системам я отношусь нейтрально - работаю и под Windows, и под Linux, но в свое время увлекался компьютерными играми. Потом по мере появления семьи, детей свободное время стало слишком большим дефицитом, чтобы тратить его подобным образом, и в итоге осталось две игры, в которые я изредка играю: серия Total War и Mount and Blade. Обе - относительно открытого типа, позволяющие устанавливать моды и модифицировать самому.
Успех этих игр не случаен: каждый человек - творец, и информационная система, в которой он опущен до уровня бесправного юзера, ему просто-напросто неинтересна. В то время как закрытая система тратит много сил, чтобы заставить человека, потерявшего к ней интерес, выполнять свои инструкции, в открытой системе человек все делает сам и по собственной воле, что является для него более желанным и естественным. Системность в последнем случае лишь создает ядро, информационный "движок", который доделывается самостоятельно.
На этом, по крайней мере раньше, основывалась педагогика: ребенку интересно не просто зазубрить уже готовую информацию, теорему или закон, но самому побыть в роли ее первооткрывателя. Опыт собственного творческого акта, даже как причастие к открытию истин уже известных, доставляет человеку неописуемую радость, и является незаменимым стимулом самостоятельного мышления и личностного развития. Сегодня педагоги обращают внимание в основном на повышение усваиваемости материала, комфортность обучения, техническую оснащенность образовательного процесса. Они воздействуют на слушателя как на неживой объект, как на материал, сопротивляемость которого надо понизить, забывая, что человек жаждущий знаний выучит все сам. Чтобы "зажечь" от педагога требуется талант - но талант (как и жажда знаний) не вписывается в материалистическую картину мира, не поддается формализации, и поэтому забыт и заменен инструкциями.
То есть, информационная система открытого типа стала закрытой. В последнем столетии, как это (учитывая непрекращающийся официальный пафос о свободном обществе) не парадоксально, во многих сферах деятельности прошли похожие процессы, и это не пошло обществу на пользу. "Закрылась" наука, по ней прошла эпидемия авторского и смежного права, при этом потерялся сам ее смысл. Общество поставило ученых на почетное место потому что они принесли ему немалую пользу, потому что всем нам очень помогает бесплатное пользование ее достижениями. Если бы мы платили за все, начиная с изобретения колеса, то навряд ли смогли купить и булку хлеба.
Раньше ученый был свободен в своем творчестве, сегодня же он попадает в область жестких ограничений, в которой он бесправен и беспомощен. Научность его деятельности определяется кастой экспертов-академиков, которые живут для себя. Интересы общества им малоинтересны, деятельность их для общества мало полезна, за деньги зеленый свет получает туфта и очковтирательство. Дворянам сначала жаловали землю за службу, потом они стали требовать ее уже просто так, за благородное происхождение, перемещаясь по отношению к остальному обществу из симбиотов в паразиты. Точно так же современная наука - вотчина узкого круга лиц, которые требуют деньги за БЫЛЫЕ заслуги, вроде лампочки Эдисона, и всячески стараются чтобы современный дармоед и великий изобретатель прошлого были нераздельны. Где бы вы, мол, были без НАС, ученых?
Поэтому эпидемия авторского права видится в том числе и следствием обломовской лени самих ученых, ибо получать деньги из воздуха стало делом широко распространенным и привычным.
То же самое случилось в искусстве. Раньше искусство было выражением творческого потенциала общества, толкало его вперед, меняло мир, штурмуя новые культурные горизонты. Сегодня во многом это "искусство для искусства", то есть опять же для немногочисленной касты гуру, которые делают с ним все что хотят, решают что искусство а что нет при околонулевой общественной полезности. Примечательно, что периоды расцвета приходились как раз на время открытой системы и свободного творчества. Золотой век русской поэзии - период формирования русского литературного языка. Серебряный век - время свободного философского поиска выхода из культурного кризиса. Сегодня в поэзии не видно даже самой завалящей бронзы - литература сильно деградировала. Вспоминаются слова Булгакова, как нельзя более точно указавшего на бесперспективность закрытой системы в литературе:

- Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом! Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая
бездна талантов.
- Как ананасы в оранжереях, - сказал Бегемот и, чтобы получше полюбоваться на кремовый дом с колоннами, влез на бетонное основание чугунной решетки.
- Совершенно верно, - согласился со своим неразлучным спутником Коровьев, - и сладкая жуть подкатывает к сердцу, когда думаешь о том, что в этом доме сейчас поспевает будующий автор "Дон Кихота", или "Фауста", или, черт меня побери, "Мертвых душ"! А?
- Страшно подумать, - подтвердил Бегемот.
- Да, - продолжал Коровьев, - удивительных вещей можно ожидать в парниках этого дома, объединившего под своею кровлей несколько тысяч подвижников, решивших отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене,
Полигимнии и Талии. Ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала преподнесет читающей публике "Ревизора" или, на самый худой конец, "Евгения Онегина"!

То же самое произошло в экономике: свободная рыночная торговля сменилась монопольным рынком. То же самое произошло в политике: от демократии осталась лишь формальность, по сути же мы имеем олигархию. И так далее перечислять все можно очень долго, и следствия от перехода к закрытости как правило произошли самые разрушительные.
Христианство первоначально относилось к открытому типу информационных систем. В Евангелии десятки опровержений фарисейства, присвоившего себе "права разработчиков", и сделавшее из иудаизма систему с закрытым кодом, разобраться в котором могли лишь немногие толкователи Закона. Остальным верующим досталась пассивная участь "юзеров", скованных к тому же многочисленными правилами и запретами. И это именно опровержения, а не построение альтернативной системы:

"Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить." Мф. 5-17

Христос боролся за право каждого получать Богопознание не только посредством толкования закона, но и непосредственно напрямую от источника. Ап. Павел сформулировал это так:

"Вы показываете собою, что вы - письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца".


Христианский бунт

Постепенный переход от открытой системы к закрытой, произошедший в Церкви, есть история ее болезни. Открытый код христианства встретил на своем пути ряд неизбежных препятствий. Первыми ласточками были гностические ереси, но они не имели широкого распространения, и не могли иметь всеобщего характера из-за разделения людей на избранных и прочих. Намного более страшный удар нанес арианский раскол. Сторонники Ария первыми стали применять грязные приемы вульгарной пропаганды, нисколько не считаясь с их нравственной низостью:

Началась травля епископа Александра. В стиле нравов большого города за гроши покупались продажные женщины, кричавшие на перекрестках, что епископ Александр имел с ними связь... Нашлись у Ария вульгарные друзья, которые в стиле портового города пустили в ход целый песенник под заголовком: "Талия". Матросы, грузчики и всякий сброд повторяли эти песенки.

Другими словами, арианство обратилось к простонародью. Но богословский призыв был направлен к вопросу, в котором разобраться им было непросто, при этом обильно приправлен ядом демагогии гордыни. Сложную философскую проблему предлагалось непременно решить в два счета, используя бытовой уровень знаний. По словам Амвросия Медиоланского: зайдешь к булочнику - там спорят о тринитарном догмате, к мяснику - там о различии ипостаси и сущности.
Соблазн подобной богословской прелести несомненно подлежал врачеванию, но к сожалению не нашлось других лекарств, кроме ампутации в человеке творческого начала - пространство свободных мнений сузилось, "модостроение" на основе "богословского движка" было пресечено. Правила Вселенских Соборов постепенно выстраивают в Церкви жесткую властную вертикаль, вводя закрытый код. Испугавшись народного богословия, Церковь впала в противоположную крайность и занялась заборостроением, чем сильно поколебала христианский дух. В любом нарушении запретов иерархия стала усматривать ересь, не вникая в причины. Особенно далеко процесс "закрытости" зашел у католиков, где мирянам одно время запрещалось читать Писание. С таким же успехом, прикрываясь случающимися наездами на пешеходов, можно а) запретить вообще переходить проезжую часть б) запретить выходить на улицу, чтобы ненароком не выйти на проезжую часть в) приковать всех наручниками к батарее, дабы не вводить в соблазн выйти на улицу и ненароком попасть на проезжую часть, где можно попасть под машину.
Немалую роль в поощрении "закрытости" сыграли и интересы власть имущих, которые, после того как не смогли победить православие, решили его возглавить, и вместо христианской веры насаждать христианскую идеологию, что им отчасти удалось. Вроде бы все то же самое, но со смещением акцентов - например постулат о свободной воле человека задвигается на задний план, а на передний ставится смирение, представленное как покорность, пассивность, непротивление злу. Очень емко эта идеология выражена в полушутке "молиться, поститься и слушать радио Радонеж". Мы много молимся, но молитва должна быть приложима к какому-либо делу. Можно молиться даже о том чтобы успеть посадить картошку, но величайшей дерзостью является молитва о том, чтобы картошку посадил сам Бог без нашего вмешательства. Молитва без дел уместна в основном там, где от нас совсем ничего не зависит.
То же самое относится и к фразе "слава Богу за все", которая почему-то включает зеленый свет для всякого бездействия. Иоанн Златоуст, сказавший "слава Богу за все", отнюдь не призывал к недеянию - напротив, это был очень деятельный и категоричный в своих высказываниях святой, яростно обличавший, например, грехи императрицы Евдоксии, сравнивая ее с пляшущей Иродианой, по воле которой казнили Иоанна Крестителя. За это Иоанн Златоуст чуть не поплатился жизнью, а в итоге отправился в ссылку, но мнения своего не изменил. Григорий Богослов в поэме "О себе самом и о епископах" не менее резко обличал нравы современников - церковных иерархов. И подобных примеров можно привести немало. Мы же сегодня стараемся избегать любой, даже самой малой критики. Критиковать беспрепятственно можно только себя лично.
Византийская, а затем российская православная симфония Церкви и государства держалась именно на пастырях и мирянах, которые ради истины были готовы умереть. Власть, сила и автономия Церкви опиралась на народ, государи знали - Церковь даже под страхом смерти не будет покрывать их грехи, а от несправедливого управления народ взбунтуется. После того как Церковь стала опираться преимущественно на светскую власть, она постепенно утратила и силу, и автономию, став системой принудительного государственного православия.
Нормальным явлением стало ограничение кругозора лишь обрядовыми вопросами, вялость и отсутствие интереса к социальной и политической жизни. По странному стечению обстоятельств это "истинное православие" стопроцентно совпадает с доктриной светского секуляризма о том что Церковь должна быть отделена от государства, с чаяниями светских властей, которые о. Сергий Желудков сформулировал так: "нам оставлено только богослужение и только в храме". Но как мы можем нести Христа в мир, если от него отделены? Это отделение - сектантство, в нем какой-то нездоровый, не христианский эгоизм. Мы спасаемся сообща, а как мы спасемся, если отказались от помощи своим ближним? Вера без дел мертва, а где наши дела, если мы пустили жизнь общества на самотек, в результате чего мир стремительно деградирует от лжи, коррупции, наркомании, разврата? Мы так увлечены богослужебными делами, что не видим нищеты и разрухи вокруг, не видим людское горе и сломанные судьбы, не замечаем как за приходским забором вырос колосс тоталитарного государства.
Как священник и левит из притчи, спеша в храм, прошли мимо умирающего, так и мы самоустраняемся от общественной жизни, оставляя ее на "добрых самарян".
Спаситель предупреждал: Прежде же всего того возложат на вас руки и будут гнать [вас], предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Мое[Лк.21:12]
И действительно, многие христианские подвижники пострадали от гонений, при этом нередко - от гонений своих же. А за что будут гнать нас, если мы ничего не делаем и "смиренно" соглашаемся произволом вокруг? Долг христианина - всегда говорить правду, даже если она кому-то неприятна. Говорящий истину и во имя истины не погрешает: Господь Бог есть истина [Иер.10:10]. Соблюдение правды и правосудия более угодно Господу, нежели жертва [Притч.21:3].
Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. [2 Кор.3:17] Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу. [Лк.4:18] Эти императивы свободы и справедливости в современной Церкви "хорошо видны под микроскопом, хотя и в очень ослабленном виде". Неофит приходит в Церковь, горя пламенем живой веры, его опыт недавнего прозрения так силен, что невозможно молчать, хочется кричать о Боге и трясти каждого, пока он не уверует. А ему в ответ внушают, что первостепенно соблюдение христианской дисциплины. Дисциплина нужна, но разве это самое главное?
Важны причины соблюдения или нарушения дисциплины, которые и определяют границы дозволенного. К сожалению, увидеть их непросто, и явно открываются они спустя некоторое время. Тот, кто взбунтовался во имя истины, остается с Церковью даже будучи гоним ею, и выступает ее талантливейшим апологетом и на пороге собственной казни. Нарушитель по собственной гордыне и любоначалию спешит отмежеваться от Церкви и встать во главе еретической организации.
Но даже ереси требуют внимательного рассмотрения и анализа собственных ошибок, поскольку увлечь людей стопроцентной ложью очень непросто - обычно имеет место полуправда. Переход на закрытый код не решил проблем с ересью; наоборот, открытый код христианства был расхищен и присвоен сначала еретиками, затем выросшими из них светскими идеологиями, чем в немалой степени усилил их позиции. Гражданский бунт, например, придумал не Ганди - он позаимствовал эту идею у Толстого, который в свою очередь выудил ее в православии, но вот парадокс - мы сегодня потеряли то, чем другие пользуются вовсю.
Недавно возникла дискуссия вокруг интервью с одной бунтующей шестидесятницей. Высказывания Кристевой делятся на две категории, первая из которых проходит по шаблону "черное это белое". Что-то вроде "по-настоящему жарко становится, когда температура падает ниже -30 градусов". Ударим космополитизмом по глобализации, десакралиизацией всего и вся восстановим подлинную ценность человека, чтобы сблизиться нам нужно стать чужаками и пр. В рифмованном виде выглядят они примерно так:
"Весь мир традиции разрушим до основания, а затем, мы строить ничего не будем, ведь бунт - решение всех проблем."
Подобными утверждениями удобно подводить базу под необходимость спрыгнуть с 9 этажа, треснуть бабушку топором по голове, и, кстати, под любую деятельность в русле национальной или религиозной традиции, как бунт против бунтарей, освобождение от освободителей, деконструкцию деконструкторов и т.п.
Вторая категория высказываний - прописные истины, вроде "язык настоящей поэзии, литературы и искусства — это постоянный бунт". Но тут наблюдается некое присвоение авторских прав на бунт, который становится торговой маркой, самоценным и самодостаточным. Раньше он был органичным элементом христианской веры, преследовал высокие альтруистические цели (никому не приходило в голову записать в бунтари Иуду), теперь же его вырезали и пришили к эгоистичной философии ("за гранью добра и зла"), как к кобыле пятую ногу. Он стал бесцельным, подростковым "протестом ради протеста", ради шкурных интересов самого бунтаря и его самолюбия. Это бунт Мальчиша-Плохиша - сначала из принципа предать Кибальчиша, потом так же из голого упрямства устроить забастовку и требовать дополнительную банку варенья. Не неся в себе ничего созидательного, эта идеология даже честным людям не дает возможности изменить мир к лучшему.
Самое печальное что бездумность такого бунта нужна чтобы не замечать его управляемости и системности. Возвращаясь к недавним событиям и практически ЛГБТ-манифесту - ведь совершенно непонятно, почему Елена идет именно на гей-парад. Она утверждает, что ей нужно по уму решать имущественные вопросы, но вот беда - у нее нет имущества. У нее нет квартиры, нет машины, нет дачи. И будут ли они - непонятно, мне трудно оценить сколько километров лживых пропагандистских статей ("укрепляющих в мысли о необходимости легализации проституции" и пр.) заставят ее написать чтобы купить свое жилье в Москве. И, что самое главное, выдержит ли она такие нагрузки, поскольку в свой двадцатник с копейками у нее уже слабое здоровье (что среди молодежи широко распространено и тоже неслучайно). А на крошечную пенсию квартиру снимать невозможно, и перспективы оказаться в 55 лет бомжем уж совершенно безрадостные. Очевидно, что если две дееспособные, работящие и высокообразованные тетки совместными усилиями не могут обеспечить себе основание пирамиды Маслоу, Елене надо обязательно куда-то идти, но не на гей-парад, а например на митинг против тех кто обманул и ограбил ее поколение.
Однако ее бунтарская энергия умело направляется совсем в другое русло, и используется для того же обмана и грабежа. Разрушение традиционной семьи сулит организаторам бешеные деньги, а работают на это разрушение такие же жертвы, обманутые обещаниями легкой жизни. Журналистика стала напоминать продажу наркотиков (продал 9 доз, десятая твоя) - совратил столько-то душ, получи "пятак на водку" и абонемент в гей-клуб.
Вспоминая свою молодость, я вижу те же самые социальные технологии. Поколение моего отца было поколением инженеров. Страна сама его создала когда нуждалась в них, и сама слила в утиль когда необходимость исчезла. Информационное пространство конца 80-х вдруг стало отождествлять инженера с неудачником. "А кто твой папа? Инженер. (Класс смеется) Дети, ай как нехорошо смеяться над чужим горем." Имелась и другая цель - подорвать родительский авторитет, изъять детей от семьи и сделать пушечным мясом капитализма. Я сам из таких "оторванных". Поступал на специальность, с самым высоким конкурсом, однако по выпуску она была никому не нужна. Пришлось немного переквалифицироваться и пойти другим путем, и опять тот же результат. Опять надо менять специализацию. Но если раньше подобные повороты судьбы виделись чистой случайностью, сейчас приходит понимание их абсолютной закономерности. Обещанного процветания нет и не будет, и, как в еврейском анекдоте, "что бы вы не делали, вас все равно трахнут". И "смех над чужим горем" уже проступает, и утилизация на горизонте маячит: "Офис-менеджер ОНО? Да, детишки, это ЧМО!"
А на молодежь и смотреть больно, и предупредить трудно: детская мания величия в сочетании с "убитой" психикой и махровой демагогией дает ту "ядерную" смесь, которая совершенно невосприимчива к чужому опыту. Сражение за будущее начинается в школе, и либерасты пока что выигрывают его с разгромным счетом.
Книгопечатный станок, сделав информацию более доступной, привел к информационной революции. Развитие интернета ведет нас туда же. Как в Церкви, так и в обществе зреет бунт - и чтобы не оказаться "самым слабым звеном", надо принять в нем активное участие, а в идеале - возглавить. Чтобы выбить почву из под ног антиклерикалов, надо бороться против злоупотреблений в Церкви, чтобы нейтрализовать "полузащитников прав человека", надо самим заниматься правозащитной деятельностью. Пока что бороться за "соблюдение правды и правосудия" позволено лишь единицам. Но общество ждет от нас большего - решительных и напористых действий, побед в духе Суворова (Александра Васильевича).
Официальные церковные СМИ вместо того чтобы быть очагами христианского бунта, как правило наводят скуку. Нет актуальных тем, нет острых, дискуссионных вопросов. Отрывки из произведений святых Отцов перемежаются с беседами о прописных истинах по двадцатому разу, в освещении событий господствует исключительно описательный, без аналитики, стиль чукчи-оленевода (что вижу, то пою). Благочинный благословил того-то и освятил то-то. В таком-то храме прошел молебен по поводу такого-то праздника. Такому-то иерею вручили очередную награду.
Миссионерский эффект от подобной прессы конечно же нулевой, если не отрицательный. Пресса должна быть продолжением политики и содействовать достижению каких-то целей. Мы должны чего-то хотеть - например, введения в школах ОПК - и методично этого добиваться. Писать взрывные статьи, разбирать гневные письма в редакцию, выдвигать требования, устраивать митинги протеста, диспуты с инакомыслящими, актуализировать нужные вопросы и привлекать к ним общественное внимание.
У нас есть немало замечательных (например, миссия игумена Евстафия среди проституток), но к сожалению частных, а не общецерковных инициатив - а один в поле не воин.
Есть и на мой взгляд сомнительные - не понимаю смысла закрытых сообществ типа ortho_women. Закрытость и православие несовместимы также, как и вещизм и православие, словосочетания типа "православный гламур" имеют взаимоисключающий характер. "Православный гламур" - это не бунт, а решительный отказ от него. Плюс непонятна любовь к английскому и нелепый, исковерканный политкорректностью язык: аббревиатура ПВЖ вызывает ассоциации с ЖСБ.
Прокодилъ Гаслова слегка модифицирует анекдоты с сайта Пелевина (Вадим Олегович ТМ) и страдает ярко выраженной беззубостью. Как писал Честертон:
В мире полно крупных учреждений и сомнительных организаций; все грехи цивилизации вызывающе смотрят им в лицо, а они мнят себя храбрыми и оригинальными, нападая на военное министерство. С тем же успехом они могли бы развернуть кампанию против погоды или создать тайное общество для сочинения анекдотов про тещу.
При этом Гаслов, хоть именно он и навел меня на размышления об открытом богословском коде, не вполне их разделяет:
Складывается такое впечатление, что скоро сантехник Вася, по результатам работы в каком-нибудь церковном учреждении, начнет читать курс лекций под гордым названием: "Богословие фановых труб".
При этом никогда ему не скажут, что не богословие это вовсе, а этакий винегрет из цитат и мыслей. Знаете почему не скажут? Потому что будут бояться, что сантехник обидится и завтра унитаз перестанет работать.
Что на это сказать? Если есть основания заткнуть рот сантехнику Васе, исходя из них же придется закрыть и собственный. Идея о том, что богословом можно стать получив соответствующий диплом, явно латинского происхождения - ибо папа, как заместитель Христа, естественно может назначить богословом кого угодно. В исключительном смысле звание богослова за всю историю православия получило три человека: Иоанн Богослов, Григорий Богослов и Симеон Новый Богослов. На мой взгляд, это было вызвано историческим пониманием богословия не столько как слова о Боге, сколько слова ОТ Бога. А слова ОТ Бога могут быть даны и сантехнику - иначе нам придется признать, что дары Святого Духа сантехнику не положены.